— Можно…
Ханзи недоумевающе вскинул брови, после чего отпилил шаману требуемый кусок рога.
— Благодарю, — Паси взял его и вежливо улыбнулся старику. — С остальным можешь делать все, что хочешь.
— С остальным? Да кому сдались рога без черепа? В трофейник такие не поставишь, да и…
— Нет, я про тушу в целом. Она мне не нужна.
— Стой, — Ханзи осекся. — Так ты заплатил четыре черных монеты вот за это?
Он кивнул на кончик рога, который шаман вертел в руках.
— Не совсем так, — ответил Паси. — Я заплатил четыре черных монеты не за самого оленя, а за его убийство.
Шаман осторожно, чтобы не порезать пальцы сунул добычу в котомку.
— И зачем он тебе? — продолжал расспрос старик.
— Сделаю наконечник для копья.
— Дурость какая-то… Даже железо для такого будет лучше. А за черные деньги ты бы мог заказать себе у самого лучшего кузнеца в округе такое копье, что тебе бы позавидовал даже король Польши. Стальное, с резным древком и драгоценными камнями.
— Да, — кивнул Паси, — мог бы. Но таким бога не объешь.
— Этим рогом тоже, — сказал свое слово Янош.
— Вот увидишь, — Паси лукаво посмотрел на парня и на этом разговор сошел на нет.
Троица просидела у поваленного бука до обеденного часа. За это время Ханзи собрал с красного оленя все, что могло бы пригодиться семье. Все остальное же, вместе с тушей волка оттащил в лес, подальше от костра, чтобы отвлечь внимание хищников. А когда солнце перевалило зенит, Янош сказал, что готов идти обратно к стоянке. Такое желание насторожило старого охотника, учитывая, что зиявшая в груди парня рана была свежа и глубока. Паси напротив был только рад. Он помог Яношу подняться на ноги и тот, ко всеобщему удивлению даже умудрился самостоятельно сделать два полноценных шага. Конечно, на большее его сил не хватило, но все же, для человека, всего несколько часов назад находившегося на грани смерти, это было подобно самому настоящему подвигу.
Сделав определенные выводы, Ханзи не стал противиться походу обратно к стоянке, но для надежности решил соорудить две волокуши. «И Янош побережется, и с оленя больше утащим» — сказал он.
Конструкция волокуш была простая. Две длинных палки, соединенные между собой поперечиной покороче. Для крепежа старый охотник использовал тонкие полоски оленьей шкуры. На одни волокуши было решено определить Яноша с котомкой. В них впрягся сам Ханзи. На другие свалили шкуру, мясо и кости. Ее поволок Паси.
Днем идти по Карапатским лесам было гораздо проще. Паси видел, куда ставит ноги, да и поспевать за бывалыми охотниками ему больше не приходилось. Теперь он вместе с Ханзи был в относительно равных условиях.
Самочувствие Яноша улучшалось от часа к часу. Его голос становился все увереннее, приобретал утраченную громкость и четкость. Порез на легком начал затягиваться, превращаясь в светлый рубец, а дыра в груди вроде как даже стала немного меньше, хотя в последнем никто из присутствующих уверен не был. На глаз определить было сложно, а желающих измерить не нашлось.
Всю обратную дорогу троица хранила молчание. Ханзи с Паси берегли дыхание, отдавая все силы волокушам, а Янош относился к тому разряду людей, которые обычно не начинают разговор первыми. К тому же после охоты парень чувствовал себя довольно скверно. И дело было даже не в ране. Он понимал, что своей неосторожностью поставил под удар не только собственную жизнь, но и жизни деда со странным шаманом. Хотя о последнем, случись с ним что, горевать особо не стал бы. Янош потерпел поражение, как охотник и это сильно ударило по его самолюбию. Более того, он потерпел поражение от уже умершего зверя, а этот удар был сильнее всего.
Паси увидел яркие цветастые бока вагончиков вардо, мелькавшие между деревьями впереди, когда солнце уже клонилось к горизонту. Молодые члены семьи Делинко тоже заметили приближение троицы и поспешили им навстречу. Это были мальчуган, что все время вился рядом с Тсерой и помогал ей подкурить трубку, и Руп. Последний при виде лежавшего на волокушах Яноша заметно обрадовался, но быстро совладал со своими эмоциями. Конечно, в нем было место злорадству по поводу того, что любимому внуку Ханзи досталось на охоте, но все же обычаи семьи Делинко диктовали помогать своей крови и никогда не желать ей зла.