Когда троица подошла к стоянке, у костра в ее центре уже ждала Тсера. Мальчуган рассказал ей о том, что Яноша тянут волоком. Сперва она не поверила сказанному, но теперь, увидев все своими глазами, злобно смотрела на Хнази. Казалось, вот-вот и из ее глаз посыплются самые настоящие молнии. Старик свой взгляд не отводил. Он прекрасно понимал, что в случившемся есть доля его вины, и был готов принять весь гнев главы семейства на себя.
— Что случилось? — спросила Тсера, когда троица в сопровождении новоиспеченных помощников приблизилась на достаточное расстояние.
— Ты только не расходись раньше времени, — Ханзи остановился и развернул волокуши так, чтобы Янош, лежавший на них, оказался лицом к костру.
— Что случилось? — повторила Тсера, уперев руки в бока.
Старый охотник в общих чертах описал ей несчастный случай. Как парня накрыло оленьими рогами, и как Паси спас его, накормив серой гландой. Судя по выражению лица, Тсера не восприняла историю всерьез. Как и Ханзи, она знала, хотя и сама не могла точно сказать откуда, что серая гланда – ядовита и ее нельзя употреблять в пищу, не говоря уже о каких-то там целебных свойствах, но после того, как своими глазами увидела дыру в груди Яноша, изменила свое мнение.
— Ахо, это правда? — спросила она у Паси. В ответ тот кивнул. — Если так, тогда семья Делинко не забудет, что ты сделал.
—Вот, — он вытащил из потайного рукава две черных монеты и протянул старухе, — вторая половина. За охоту. Я получил, что хотел.
— Если хочешь, можешь оставить их себе. В знак благодарности за твою доброту.
— Нет, все в порядке. Берите.
— Ты уверен? Это большие деньги, Ахо.
— Это? — Паси фыркнул. — Ерунда.
— Никто не любит хвастунов, — буркнул себе под нос Янош, отгоняя от себя назойливого мальчугана, все норовившего посмотреть на ту самую «дырку от оленя».
— Как знаешь, — старуха приняла плату и отправила ее в кошель, затерявшийся среди складок платья. Конечно, она готова была показать свою благодарность, скостив пол цены за охоту, но несмотря на ранение Яноша будущую свадьбу Киззи никто не отменял и эти две монеты были бы кстати.
Еще раз благодарственно кивнув шаману, Тсера вернула свое внимание на Ханзи и принялась отчитывать при всех за то, что тот не уберег внука.
— А ты помнишь, о чем он тебя спрашивал? — Паси сел рядом с Яношем. Парень по-прежнему лежал на волокушах, и, скинув котомку на землю, разминал ноги, восстанавливая кровообращение.
— Кто? — вопрос застал Яноша врасплох.
— Ну, человек из твоего сна, — Паси старательно скрывал свою заинтересованность в ответе, изображая праздное любопытство.
— А, этот… Не очень. Вроде как что-то про лес, или типа того.
— Про лес?
— Ну да.
— А что именно?
— Вот заладил… Не помню я, говорю. Это же сон. Он из головы вылетел и все. А что? Это важно?
— Не особенно, — Паси задумчиво почесал бороду. — Ладно, раз не помнишь, то нечего и вспоминать. Поправляйся, Янош Делинко. Поправляйся и будь твердым. Когда-нибудь ты станешь великим охотником.
Янош благодарственно кивнул, хотя Паси заметил по его выражению лица, что кроме благодарности в парне было еще что-то, но решил не ворошить улей. Он слишком много времени провел в Карапатской чаще без грибов и теперь оно играло против него. Нужно было как можно скорее продолжить путь.
После недолгих прощаний Паси накинул на плечо свою верную котомку и побрел по едва различимой тропинке обратно к тракту. Янош же провожал его взглядом, в котором все так же читалась та самая эмоция, в которой не стал разбираться бродячий шаман. Это было чувство стыда, ведь парень соврал ему. Он прекрасно помнил, о чем во сне его спрашивал человек с трудным именем. Он спрашивал об Ахо. И Янош, несмотря на врожденную цыганскую привычку осторожничать с незнакомцами, рассказал ему все, что знал. Во сне он будто не контролировал свой язык. Поддался черному человеку. Попался в капкан его красоты и убаюкивающего голоса. Теперь ему казалось, что он, сам того не ведая, предал шамана. Конечно, тот был чужаком, причем до ужаса странным и отталкивающим, но все же он спас ему жизнь.
Янош всячески пытался отгонять этот стыд, успокаивая себя, что видел всего лишь сон. Да так в сущности и было. Ведь он лежал в бреду горячки и ему могло привидеться все, что угодно, но чувство почему-то уходить никак не хотело.