К десятому удару Карлис начал ускоряться. Он хлестал все сильнее и жестче. Полоски на спине Паси накладывались одна на другую, становились темнее, приобретали синюшные оттенки. Из некоторых начинала сочиться кровь. Жрец продолжал бить, иногда окуная розгу в воду, от чего в ней каждый раз расплывалось красное облачко.
За все наказание Паси не издал ни звука. Стиснув зубы, он терпел боль, понимая, что это самый благоприятный исход, на который он мог рассчитывать. А еще он был рад, что его держали под локти, иначе он уже давно бы свалился на землю. Отца Паси такая стойкость радовала, чего нельзя было сказать об Олави. Ученик жреца был явно разочарован происходящим. Он надеялся увидеть слезы и услышать мольбы о пощаде, а вместо этого получил героическое молчание. Не на такое развлечение он надеялся.
Последний десяток ударов старик Карлис нанес, отсчитывая вслух. К тому времени большинство людей уже потеряли интерес к происходящему. Они просто ждали, когда все кончится, чтобы пойти дальше по своим делам. Паси отсчитывал вместе со жрецом про себя. Где-то на третьем десятке боль в спине притупилась, она уже не была такой отчетливой, как в начале. Удары, до того резкие и явные, слились в какую-то странную волну жара, колыхавшуюся то туда, то сюда. Казалось, что тело просто устало болеть.
После наказания мать отвела Паси в дом, где уложила на кровать и принялась обрабатывать раны. Сам он, подперев руками подбородок, смотрел в стену, по которой разлился солнечный зайчик, и размышлял о том, почему жрец пощадил его и зачем пригласил в свой дом, туда, куда не мог зайти никто, кроме самого старика Карлиса и его ученика.
Мать обтерла спину Паси мокрой тряпкой, смыв кровь и застрявшие в коже кусочки розги, после чего наложила компресс. Влага и прохлада принесли облегчение. Жжение и боль постепенно пошли на убыль, но Паси этого уже не осознавал. Он опять уснул. Так же резко и неожиданно, как вчерашним днем у дерева. Сон продлился не долго, минут пять, не больше. И в отличие от прошлых, совсем не запомнился. Когда Паси пришел в себя, единственным, что осталось в его голове был цвет. Яркий и желтый, как пух цыпленка. Он не был связан с чем-то конкретным, с предметом или человеком. Просто цвет, отдельный и самостоятельный. Очередное чувство, слов для которого Паси подыскать так и не смог.
***
Дом Карлиса находился в самом центре деревни. Это было не его личное жилище, а, скорее, служебный пост, передававшийся от жреца к жрецу. Внешне он так же отличался от соседних домов. Внутри него хранились особые тайны культа, доступ к которым мирянам был категорически заказан, а потому забор вокруг участка высотой превосходил все, что были в деревне. Само здание давно нуждалось в ремонте. Его крыша за десятилетия поросла мхом, а крыльцо угрожающе накренилось. Но деревенские мужики, опасаясь того, что находилось внутри, никогда не вызывались добровольцами для ремонтных работ. Старик Карлис же, в отличие от своего предшественника, в глубине души был человеком мягким и никого никогда не заставлял. Обходился своими силами, которых в последние годы становилось только меньше. Взяв к себе в ученики Олави, он думал, что тот, как станет постарше, все же приведет дом в порядок, но со временем все сильнее утверждался во мнении, что Олави, пройдя обряд посвящения, прикажет деревенским сделать это за него. Карлис такого не одобрял, но повлиять на мальчишку уже не решался. Его характер стал слишком твердым, чтобы его можно было переломить без вреда. К тому же, с того момента, как Паси уснул у молельного камня, в душе Карлиса поселилась надежда, что Олави вообще не понадобиться проходить обряд посвящения. Это избавило бы его от многих проблем.
Паси остановился у ворот дома жреца и посмотрел на дверной молоток, кованый символ Первого города – вертикальный овал с отходившими от него по бокам то ли отростками, то ли щупальцами, сходившимися к низу, образуя своеобразную петлю. Паси нервно огляделся по сторонам. Люди в соседних дворах, казалось, не обращали на него никакого внимания. Они готовились к обеду, выносили из дома посуду и накрывали столы. Сам же он дома от еды отказался, памятуя о приказе Карлиса прийти сразу после наказания. К тому же, боль в спине отбила у него всякий аппетит.
Еще раз покосившись на отталкивающего вида дверной молоток, Паси поежился, взялся за кольцо и постучал. Ворота открыл Олави. Он был явно чем-то недоволен.