- Меня… - ответил он и повторил со странной интонацией: - покормишь?
- С ложечки? – несмотря на браваду, голос все еще звенел дрожью.
- Можно и так, – он взял меня за руку, потянул на себя. – Доброй ночи, Тороп, хороших снов, крестная.
- И вам, - раздалось в ответ, когда дверь за нами закрылась.
- Гаммира? Это была Гаммира! – я остановилась, не давая себя увести. – Ты хотел с ней поговорить.
- Утром.
- А может… - Мне совсем не хотелось оставаться с ним тет-а-тет, для побега я была готова найти любой подходящий и не очень повод.
- Утром, Тора, – Инваго сжал мою ладонь и коварно улыбнулся: - Ну, или сразу после того, как ты меня помоешь.
Зря пугал.
Он и мылся, и ел сам. Правда, в спешке, словно и думать не мог ни о чем, кроме постели. И бросал он на нее столь вожделенные взгляды, что я поспешила отступить к стене. Вдоль нее аккуратно переместилась к двери и уже почти коснулась ручки, как надо мной раздалось громовое «Тора… Спать!».
Вопреки разом накатившей сонливости и усугубившей ее вялости я заторможено обернулась.
- Спать, так спать. Зачем же так орать?..
- Поговори мне еще, - фыркнул Дори и подхватил меня на руки. – Дал бог и не кается.
- Ты тоже не очень расстроен, - шепнула я и уплыла в сон полный щемящей нежности синего взгляда и мягкой улыбки с ямочкой на левой щеке.
4
4.
Второй день моего пребывания в «Логове» был не таким насыщенным, как первый, и оттого незапоминающимся. Проснулась поздно, в одежде и одна. Почти порадовалась - Инваго не своевольничал и меня не раздевал, но рубашка вывернутая наизнанку и ремень неверно застегнутый быстро объяснили, что радость преждевременна. В остальном в родном уютном детище было тихо. Малышня играла с Бузей, Тороп занимался Гаммирой, я – инспекцией схронов в кухне, подполе и ныне исчезнувшей конюшне.
К моему несчастью, вернее к несчастью всего рода Дори, мои накопления за годы хозяйствования пришли в негодность. Под ударом ли самого Инваго или благодаря дыханию, напавшей на «Логово» твари золото оплавилось и теперь драгоценной кляксой украшало разделочный стол и бутыли с соленьями, а серебро странным образом пропитало столбик, в котором хранилось. И этот столбик, вырванный из земли и кем-то с силой отброшенный, теперь, как гвоздик для подковы, украшал собой вход в таверну.
Я долго думала, как его оттуда убрать, ждать ли нелюдей, демона или всесильного тарийца и недодемона в одном лице, но все решил надзиратель Бузя. Крот, чтоб ему икалось трое суток подряд, без спроса принял образ черного ужаса, подошел со спины и лапой сбил гвоздик- столбик, который мне чуть было ногу не отдавил. А впрочем, если бы и отдавил, я бы не заметила. Вид огромной лапы с когтями в метр длиной, да еще вблизи, надолго выбил меня из колеи. Я даже возражать не стала, когда явился Инваго с уже надоевшим «Спать».
Погружение в сон произошло почти мгновенно, а вот с пробуждение я бы повременила до следующей ночи. Чувственное сновидение до краев наполненное негой было томительно нежным и соблазнительным. Россыпь медленных смакующих поцелуев на шее и плечах. Легкие поглаживания живота и бедер. Голос чуть хрипящий обещанием, ускоряющий кровь. И только я начала вникать в слова, ожидая признания, в голове моей вдруг раздалось: «Мракобесье, дорогая, ты отлежала мне руку!»
Нет! Это явно из кошмара, мысленно отмахнулась я и уже почти вернулась в негу, как вдруг над ухом раздалось:
- Тора? Торика… просыпайся.
Не видя в пробуждении никакого смысла и все еще надеясь досмотреть свой томный сон, лишь нахмурилась.
- Тора, мне нужно уходить, - заявил Инваго твердо и, похлопав меня по бедру, развеял последние ниточки видения.
Исчезли поцелуи и прикосновения, появились запах, свет, странная жесткость подушки и боль в затекшей шее.
- Иди, - пробурчала я и, ткнувшись носом в наволочку, тонко пахнущую тарийцем, - тебя никто не держит.
- Тут я бы поспорил, - ответил он ехидно, и мне пришлось открыть глаза.
Итак, я лежу на боку, в своей спальне, на своей кровати и почти на своей половине, на мне надето… судя по ощущением, что-то надето, но это не важно. Куда важнее, что вместо подушки у меня рука му-ж-жа, в которую я невесть с какого перепуга вцепилась как в родную.
Разжав пальцы, я отпустила Инваго и накрылась одеялом с головой. Чтобы не видеть, не слышать и пристального взгляда не ощущать. Вот только одеяло не помогло, наглый тариец отогнул его край и прошептал, дыханием согревая мою щеку:
- Хорошенько отдохни сегодня, завтра будет трудный день.