Одно за другим отделения ползут без передышки, словно ящерицы, между песчаных холмов. Солдаты знают: чем дальше уйдут они от этого проклятого места, тем больше шансов остаться в живых. Поэтому они не останавливаются ни на секунду, ползут все вперед и вперед…
— Трра! Тра-та-та-та-та-та-та!
Тишина была разорвана ружейным залпом, за ним последовал озлобленный лай пулеметов. Казалось, стреляют отовсюду: и справа, и слева, и впереди, и сзади… Солдаты прижались к песку и открыли беспорядочный огонь. И Садананд тоже, сразу стряхнув с себя все свои печальные мысли, начал стрелять куда-то в серебристую мглу. Теперь вся его жизнь, казалось, сосредоточилась в одном: надо стрелять и стрелять, чтобы звуком своих выстрелов хоть на короткий миг заслушить грохот смерти вокруг. У него даже не было времени посмотреть, кто из товарищей ранен, кто убит, кто корчится в предсмертных муках. И даже когда что-то ударило и обожгло ему плечо, он не оторвал щеки от ложа винтовки. Он еще мог стрелять, еще мог заглушать звуки смерти, и он делал это.
Чья-то рука коснулась его плеча. Дернувшись всем телом от пронизавшей его боли, Садананд обернулся: рядом лежал Майтхилон. Он лежал навзничь, и на его груди медленно расползалось темное маслянистое пятно. Садананд выронил винтовку и склонился над товарищем. И тотчас из его раненого плеча на лоб Майтхилона закапала кровь. Садананд невольно отпрянул. Лицо у Майтхилона было какое-то серое. Он взглянул на Садананда, что-то хотел сказать, но только беззвучно пошевелил губами. С трудом оторвав руку от земли, он указал на карман своего мундира. Потом рука его безжизненно упала, глаза закатились. А вокруг все гремели выстрелы, и пули с противным писком проносились над головой. Прижимаясь к холодному песку, Садананд поспешно обшарил карманы убитого. Но, кроме свернутого вчетверо листа бумаги да какой-то маленькой коробочки, там ничего не оказалось. Переложив имущество Майтхилона в свой карман, Садананд снова взялся за винтовку и стал стрелять в том направлении, где вспыхивали огоньки выстрелов. А когда у него кончились все патроны и пришлось прекратить стрельбу, он огляделся по сторонам и с ужасом убедился, что из всего взвода остался в живых только он один. С холмика, на котором он лежал, ему были хорошо видны разбросанные в беспорядке мертвые тела. А впереди, как застывшее море, расстилалась всхолмленная равнина. И по-прежнему верхушки барханов смутно серебрились под луной. Подгоняемый страхом, Садананд скатился с холма, бросил ружье и пустился бежать. Бежать! Теперь в этом слове заключался единственный смысл и цель его жизни. Бежать, насколько хватит сил, только бы не слышать больше этих звуков смерти! Ноги вязли в сыпучем песке, он обливался потом, задыхался и падал, но тут же поднимался и снова бежал, чувствуя, что ноги подгибаются, словно они из ваты, а грудь готова разорваться от напряжения…
Наконец настало утро. Солнце быстро накалило песок, и Садананд, лежавший в тяжелом забытьи, приоткрыл глаза. Потом сел и осмотрелся по сторонам. Песчаные холмы сбросили серебристую пелену, которой прикрывались при свете луны, и напоминали уже не кучи остывшего пепла, а пышущие жаром печи для обжига кирпича. И земля и небо — все источало удушающий жар. Знойный ветер пустыни опалял кожу Садананда, а внутри у него горело от нестерпимой жажды. Ныло раненое плечо. Во рту пересохло, и язык стал словно деревянный. Садананд открыл флягу и жадно прильнул к ней губами. Выпив больше половины, он оторвался от горлышка, взглянул на небо, осмотрелся: под мутной голубизной чужого неба насколько хватал глаз раскинулась безжизненная пустыня. Нигде ничего живого. Один сыпучий песок.
Ему вдруг вспомнилась родная деревня. Где она, в какой стороне? На каком краю земли? Неужели цветущие поля его родины и эта мертвая пустыня — одна и та же земля?
Потом перед его глазами всплыло серое, словно присыпанное мукой грубого помола, лицо Майтхилона, каким он видел его в последний раз. Да, Майтхилона больше нет на свете… А могло случиться, что и он сам был бы сейчас уже трупом… Но нет, он не погиб. Он вырвался, он спасен!
С трудом перевязав себе плечо, Садананд достал из кармана коробочку, принадлежавшую Майтхилону. В ней оказалось золотое кольцо, в котором поблескивал крохотный бриллиант. Садананд долго смотрел, как в солнечных лучах искрился драгоценный камень. Садананд развернул сложенную вчетверо бумагу, найденную в кармане погибшего друга. Это было письмо, которое Майтхилон написал своей сестре. Садананд стал медленно читать.
«Я не знаю, в какой день и час меня подстережет смерть, — писал Майтхилон, — и не знаю, ради чего я должен умирать. Я не знаю, почему те, в кого мне приказывают стрелять, — мои враги. Я стреляю потому, что мне за это платят. Видно, по той же причине и они стреляют в нас. За всем этим скрывается какая-то сила, которая заставляет людей убивать друг друга. Вероятно, у многих из тех неизвестных мне врагов мои пули отняли жизнь. А одна из их пуль рано или поздно настигнет меня. Знаю твердо, что уже никогда тебя не увижу. На свои сбережения я купил кольцо. Кто-нибудь из друзей по службе доставит его тебе. Храни его как память о своем непутевом брате…»