Выбрать главу

Святослав Логинов

Хозяин

Аникину было пять лет. Он спал на широкой бабушкиной кровати. Бабушка спала в соседней комнате на второй кровати, такой же широкой, как первая. Размеренный бабушкин храп доносился до Аникина, пропитывал его сон. Аникин думал, что это рычат звери, прячущиеся под кроватью, глядящие сквозь дыры кружевных подзоров. Один зверь, большой и белый свернулся у Аникина в ногах. Он тоже спал.

Аникин видел сон. Страшный и бестолковый. И одновременно он видел себя спящего с белым, свернувшимся клубком зверем. Этого зверя Аникин не боялся, хотя, кажется, тот всё-таки не спал.

Утром Аникин рассказал бабушке длинный сон и о звере тоже. Бабушка слушала, кивала головой, жевала губами, а потом сказала:

– Домовик это. Ты не бойся, малого он те тронет, – и больше ничего объяснять не стала, а днём, наскучив вопросами, пообещала даже выдрать прутом, если он не выбросит из головы глупости, потому что это всё фантазии, и на деле не бывает. Но Аникин-то знал, что это вовсе не фантазии, ведь он подглядел, как бабушка сыпала воле кровати пшённой кашей и шептала что-то. Больше Аникин белого зверя не видел, хотя из-за бабушкиного ночного рычания сны представлялись один другого страшнее. А кашу на другой день склевала курица, нагло ворвавшаяся прямо в дом, после чего случился переполох с квохтаньем и хлопаньем крыльями.

Аникин вырос. Ему было двадцать пять лет. Он спал на тахте в своей однокомнатной кооперативной квартире. Рядом посапывала женщина, на которой Аникин собирался, но всё никак не решался жениться. Аникину снился сон, длинный и бестолковый, гротескно повторяющий дела и разговоры прошедшего дня. И в то же время Аникин видел самого себя спящего. В ногах, свернувшись клубком дремал белый, похожий на песца зверь.

Сон тянулся и путался, мешал спать, не давал следить за зверем, и Аникин пропустил тот момент, когда зверь поднялся, прошёл, неслышно ступая по одеялу, и сел на груди Аникина. Зверь был тяжёлый, он вдавил Аникина в поролоновое нутро тахты, во сне очередной собеседник замахал руками и закричал, обвиняя Аникина в небывалом, а сам Аникин силился и никак не мог вдохнуть воздух. Зверь смотрел жёлтыми куриными глазами. Потом он протянул лапу с длинными тонкими, нечеловечески сильными пальцами и схватил Аникина за горло…

С трудом промаявшись до утра, Аникин собрался и поехал к бабушке. Он вообще часто в ней ездил, и бабушка тоже любила Аникина. Ей было восемьдесят лет, она жила всё в том же доме и спала на той же кровати. Бабушка слушала, качала головой, тихо поддакивала, слепо щурясь, рассматривала пятна кровоподтёков на аникинской шее. А потом сказала:

– Это и впрямь домовик. Значит, такая твоя судьба – с ним жить. Любит он тебя и своим считает…

– Как же – любит… – возразил Аникин, но бабушка не дала продолжать:

– Который человек домовика видит, тот уж знает, что ничего с ним не станется. Его и поезд не зарежет, и на войне не убьют. Везде его домовик охранит. Такой человек в своей постели умрёт. Как обидит он домовика-то, так тот покажется в каком ни есть обличье и начнёт душить. До двух раз он прощает, попугает да отпустит, а уж на третий раз придушит. Я сама, грешная, с ним видаюсь. А на неделе приходил домовичок и за сердце брался. Второй уж раз. Это он не со зла, просто пора мне приспела, вот он и напоминает.

– А меня-то за что? – спросил Аникин.

– Значит, погано живёшь, обижаешь хозяина. Да и покормить его не мешает. Посыпь кашкой в углах и скажи: «Кушай, батюшка, на здоровье, а меня не тронь». Иной раз помогает.

Кормить домовика Аникин не стал. Зато он бросил пить и ограничил себя в сигаретах. А первое время даже начал зарядку делать по утрам. С девушкой своей Аникин разошёлся – она ничем не помогла ему против домовика. Впрочем, сделал он это достаточно тонко, так что они даже не поссорились И на будущее он заводил связи так, чтобы не водить никого к себе домой, не показывать ревнивому домовику случайных женщин.

Аникин ушёл из института, где была вредная работа, хотя за вредность и не платили, и устроился инженером на завод. Там он понравился и быстро пошёл вверх. Домовика он не видел, но на всякий случай таскал в кармане тюбик валидола.

Аникину было сорок пять лет. Он спал, когда объявившийся в ногах зверь вспрыгнул на грудь, придавил и рванул за горло. Аникина увезли с инфарктом.

В больнице было много незанятого времени. Аникин смотрел в белый потолок и думал. Выходило, что домовику есть за что обижаться на Аникина. Что делать белому зверю в бетонной городской квартире? А бабушкин дом стоит пустой и рассыпается.

Оправившись, Аникин в ближайший же отпуск привёл в порядок дом. Подрубил нижний венец, вместо потемневшей гнилой дранки воздвиг серую гребёнку шифера. Мужики, обрадованные неожиданной халтурой, уважительно величали его хозяином. Каждое лето Аникин, презрев надоевшие юга, приезжал в деревню и ковырялся в огороде. Домовика он не видел, но порой, вечером, перед тем, как улечься, стыдясь самого себя, сыпал под кровать остатки ужина.

Аникину было шестьдесят лет. Он освободился от завода и высокой должности, решительно запер квартиру и уехал домой в деревню. Аникин спал на бабушкиной, суеверно сохраняемой кровати. Рядом на тумбочке лежала открытая пробирка с нитроглицерином. Аникину снился сон. Он шёл по своему деревенскому дому, переходя из одной комнаты в другую, потом в третью и дальше без конца. Дом был отремонтирован и ухожен. В комнатах пахло сосновой смолой и холостяцким обедом. Не пахло только домом.

«Для кого всё это? – думал Аникин. – неужели домовику здесь лучше? Бабушка говорила, что хозяин с людьми живёт, а не со стенами. Но ведь кроме меня здесь не бывает никого…»

Аникин бестолково кружил по неуютным комнатам, искал что-то, хотя сам понимал, что это только сон, и параллельно с этим сном видел себя самого спящего, и белого зверя в ногах, и знал, что зверь не спит.

~ 1 ~