***
Тяжёлый полог кровати скрывал иссохшее тело. Бледный как воск, старый епископ тяжело дышал, сжимая в руках золотое распятье, и едва слышно бормотал молитву. Несмотря на холод вокруг, его лоб покрывала испарина.
Минуя закрытые двери, в тёмные покои просочилась тень.
Медленно плывя по каменным плитам, она облачалась плотью и чёрным сукном. Лоскут за лоскутом, кожа превращала в тело, холодную пустоту; сердце забилось сильно и ровно, разгоняя по жилам кровь; худое лицо облегли пряди тёмных волос; из-под опущенных век, комнату обвёл острый взгляд. Выросши в полный рост, фигура двинулась к умирающему. Епископ умолк. В серых глазах залегла тревога. Край полога колыхнулся и на сухих губах застыл немой крик: "Себастьян! Он не постарел ни на день!"
Пришедший безучастно смотрел на умирающего. Что-то упало, коротко звякнув о камни. Старик выронил свой крест. Всё его тела сотрясала быстрая дрожь. По-прежнему сжимая пустую руку, он не сводил глаз со стоявшего перед ним колдуна.
- Зачем ты пришёл?
- Тебе ли не знать, - усмехнулся Себастьян. - Ты и сам когда-то был вхож в каждый дом, где Дьяволу случилось бы поживиться.
- Моя душа давно Ему обещана.
Себастьян согласно кивнул.
- Так что же ещё Он хочет забрать? - гневно прошептал старик. - И зачем, после стольких лет, ты вновь явился сюда?
- Глупый калека, - протянул колдун, - я всё ещё помню тебя упрямцем, без устали корпевшим над своими заклятьями. Твоя сила быстро росла, и ты мог бы стать Хозяину воистину преданным слугой. Я оставил тебя, потому что Он приказал мне сделать это. Я уходил, зная, что однажды ещё услышу о тебе. Когда же это случилось, я не мог не поразится твоему мастерству - ты одурачил столько умов! Во всём Кёльне тебе не нашлось бы равных. Ты был смел и жесток в своих деяньях, но ответь, - Себастьян мрачно взглянул на епископа, - от чего они привели тебя к предательству?
- Я ничего не боюсь кроме вечных страданий в Аду.
- И думаешь, это способно избавить тебя от них? - колдун пнул распятье.
- Но кто если не Бог, будет прощать грешников?
- Уповать на его прощенье, то же самое, что надеяться, на милость судьи, в то время, как палач уже затянул петлю на твоей шее. Лишь одному из тысячи может повезти.
- Мне никогда не очистится от этой скверны, - в беспросветном отчаянье произнёс старик.
- Верно, но я не пришёл с тобой проститься. Только Дьявол решит, когда настанет твой черёд, и он отправил меня сюда, покуда всё ещё милостив. Ты проживёшь столько жизней, сколько он пожелает и ни одна из них никогда не будет принадлежать тебе, - с этими словами, колдун положил ладонь на холодный лоб умирающего и принялся яростно бормотать.
Тьма вокруг, стала непроглядной. Ветер и дождь за окном умолкли, точно прислушиваясь к происходящему в стенах этого дома, а голос Себастьяна, по-прежнему настойчиво звучал в воцарившейся тишине. Резко замолчав, колдун одним рывком распахнул тяжёлые ставни, впуская в комнату лунный свет. Непогода исчезла, точно и не бывала. Только влажная черепица на крышах соседних домов и застоявшаяся вода, в придорожных канавах и на камнях мостовой, напоминали о прошедшем ливне. "Давно сюда не приходила такая промозглая осень", - подумал Себастьян и обернулся к постели, где некогда умирал старик. Среди тяжёлых покрывал, путаясь в длинной рубахе, лежал младенец. Не теряя времени, колдун взял ребёнка и, наскоро закутав, вышел из комнаты. Покинув дом, с маленькой ношей, Себастьян миновал несколько кварталов и свернул на улицу, где обычно селились бакалейщики. Он оставил ребёнка на ступенях запертой лавки, в окнах которой горел свет и, постучав, отступил в тень. На порог вышла женщина, растерявшись при виде младенца, она быстро подняла его и, бережно прижав к груди, скрылась за дверью.