"Сюда", - произнёс он, довольно оскалившись, и толкнул низкую дверь.
Внутри было темно. Я протянул Себастьяну огарок, он зажёг его и быстро прошёл вглубь комнаты. Кругом царило запустенье: разрушенный очаг, старое тряпьё, остатки хозяйской утвари, разбросанные по углам. Посреди оставленного жилища я увидел старую колыбель. Потемневшая от влаги и времени, она была чем-то не здешним этому дому. Однако, Себастьян остановился возле неё и склонившись, поднял маленький свёрток. В тишине комнаты раздалось шумное дыханье.
«Ребёнок!» - вскрикнул я шёпотом, не веря своим глазам.
Себастьян кивнул.
«Но откуда?»
«Женщина из соседнего селенья, хотела умертвить это дитя, но наш Хозяин принудил оставить его здесь. Внушив ей не совершать сметрный грех. Он решил отдать его тебе на расправу, и ты не должен уступить своей слабости».
«Нет! Я не сделаю этого!» - я в ужасе отступил назад.
«Не глупи, колдун. Его кровь, жертва могуществу, ради которого ты отдал душу. Младенцу всего день отроду, у него даже нет имени, а это мир ещё ничего для него не значит; забрать его жизнь так же просто, как бросить камень в реку, - Себастьян замолчал, протянув мне сверток и добавил: - Ты исполнишь означенное в полночь».
Ребёнок крепко спал. По моим щекам заструились слёзы. До положенного часа оставалось совсем не много. Сквозь прогнившие ставни я всматривался в тёмное небо и редкие звёзды на нём, вспоминая всё, в чём колдун так старательно меня наставлял. Взглянув на мирно спящее дитя, я вдруг увидел себя. За что мать так жестоко с ним обошлась? Ему, как и мне, не суждено познать её любви; жизнь сироты, тяжкое испытание и я решился избавить его от этой судьбы. Когда пришло время, я безропотно принял нож из рук Себастьяна.
Сейчас, я бы многое отдал, чтобы вернуться в тот злополучный день, когда в тёмной подворотне, странный незнакомец отдал мне целый кошель монет. Зная, что приняв их, я увязну в грехах, я бы ни за что не польстился на проклятый метал. Да, я получал то, что желал, но со временем и в желаньях я стал жаден и жесток. Себастьян же был мной доволен. Долгих два года мы странствовали с ним по городам, останавливаясь на ночлег в придорожных трактирах и крестьянских лачужках; жили в Майнце, Дюсельдорфе, Ауксбурге. Везде, где бы мы не появлялись, мы были обязаны приносить жертвы: молодые и старые, нищие и богатые, больные и полные сил – я никогда не вспомню кровь скольких пролилась по моей вине. Разумеется, я вовсе не считал себя виноватым в чьей-то смерти. Для меня её попросту не существовало. Был лишь мой голод, по жизни, о которой я когда-то не мог и мечтать, и, получив которую, принялся кормиться. Точно разбуженный зверь, даже ночью, я бродил в поисках чужих страданий и едва учуяв чью-то боль и отчаянье, тут же брал след.
Все двери были для нас открыты. И владетельные князья, и бедные ремесленники - одинаково принимали нас с почтеньем и страхом, и тайной надеждой, что прислужники Дьявола замолвят за них словцо перед своим повелителем. Себастьян никогда не отказывал. Однако, они не знали всей правды и просто продавали душу за мешок золота или чего поценней, не становясь ни на шаг ближе к власти, которой обладали пришедший в их дом колдуны.
Подобных нам, на городских улицах мы встречали не часто, но на колдовских празднествах, в еловых чащах или на туманных вершинах гор, их собиралось такое множество, что глазом не сосчитать. Там было принято не таить, сколько зла ты принёс в этот мир, и от услышанного, можно было бы подумать, что здесь оказались все жители Ада разом. Я тоже похвалялся содеянным. Рассказывая сколько несчастных, я свёл с земного пути, кровь во мне закипала от гордости. Некогда бродяга, обречённый на смерть, теперь я обрекал на неё других и всякий раз, забирая чью-то жизнь, сердце моё колотилось, точно ему суждено вот-вот остановится. Чужие страданья пьянили меня сильнее самого крепкого вина. Я стал безумцем, не знающим меры, и лишь в этом безумии был свободен и счастлив.