Ли-Фу быстро собрал со стола куски мяса и сунул Силантию в карман. Тот растерянно заморгал.
— Ой, не видал я тебя, Василь Иваныч уж ты тово… не серчай!..
— Ну, иди твоя, иди, — повторил дунган и, взяв Силантия за плечо, повел к двери.
— Его не надо дериса! — пояснил Ли-Фу, выпроводив пьяного. — Ваша умный, его глупый. Его лицо потеряй. Так наша говори, — он повернулся к Мише. — Твоя никогда не сердиса. Его шибко туда-сюда бегай, кричи, ругайся, а твоя молчи. Твоя — умный, сильный, его все равно — ребенок.
— Это-то так, — согласился Миша, с уважением глядя на Ли-Фу. — «Умеет Василий Иванович с людьми обращаться, — подумал он, — прямо укротитель! Взглянул, сказал два слова, и скандалист отступил… Чудеса!»
Но Фома, видно, остался недоволен.
— Зря это вы так с ним, неласково, — проговорил он, вздыхая и с грустью поглядывая на опорожненные бутылки. — Человек пришел посидеть, закусить. И ведь не с пустыми руками, главное. Выпили бы с Силантием, помирились бы с ним…
— Был когда-то и Силантий человеком, — вставил Мешков, сочувственно покачивая головой, да вот удача его огубила…
Почему удача сгубила Силантия, Мешков не стал объяснять, но долго еще покачивал головой и вздыхал.
3
— Ладно уж, будет о нем, — сказал Миша. Ему вдруг показалась лишней эта пирушка, стало жаль того легкого и радостного настроения, с которым он шел сегодня на пельмени.
Кандауров тоже хмурился.
Мимо окон по деревенской улице во всю ее ширину шли, обнявшись, девушки и звонко пели:
Девушки пели задорно. Ближние, проходя, заглядывали в окна избы, улыбались.
— Хороши! — заговорил лукаво возчик, подталкивал практиканта и кивая головой в сторону улицы. — Для тебя это они песню поют. Чуешь?
— Поди ты! — отмахнулся Миша. Ему неприятен был теперь Фома, непреодолимо захотелось в тайгу, в самую гущу дубняка. «Скорее бы снова за работу, — думал он. — Хорошо сейчас в лесу! Комары и мошкара пропали, земля подмерзла, звенит под каблуком… Комаров-то нет, но есть кое-что похуже…» — возразил самому себе практикант.
— Послушай, Василий Иванович, ты знаешь здешних охотников. Кто из них со змеями дружит? — обратился Миша к дунгану. — Ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Можешь ответить на этот вопрос?
Ли-Фу печально вздохнул и покачал головой.
— Моя это дело не мешайся. Шибко темный дело. Моя лучше фокусы показывай, развлекай честной компания-
— Ну показывай фокусы, когда так, — с некоторым разочарованием согласился Миша.
— Это моя могу. — Дунган вынул из кармана две горошинки и протянул Мише. — Твоя пробуй его, кусай, — предложил он.
Миша выбрал одну из горошинок и раскусил крепкими молодыми зубами. Горошинка была самая обыкновенная. Миша почувствовал на языке мучнистый, пресноватый вкус.
— Ну и что? — спросил он нетерпеливо.
Ли-Фу, не отвечая, налил в глубокую тарелку воды, взял другую горошину и бродил ее туда. Горошинка медленно набухала, потом треснула, стала увеличиваться, расти и вдруг распустилась, как бутон. К общему удивлению, в тарелке плавал теперь диковинный яркий цветок, отливающий всеми цветами радуги. Миша потянулся было рассмотреть диво поближе, но Ли-Фу предупредил его, подхватил мокрый цветок и, роняя капельки воды на скатерть, поднял высоко вверх, запрокинул голову и проглотил.
— Моя тайга гуляй, цветок а собирай, шибко вкусна цветока, — подмигивая зрителям, заговорил Ли-Фу, хлопнул себя по одной щеке, по другой и начал вытягивать изо рта бесконечно длинную бумажную ленту. При этом он приговаривал, как бы подгоняя ее:
— Ходи, ходи! Ходи быстро, ходи тайга меряй…
Дунган шагнул к Петру, накрыл полотенцем схему переселенческих участков, разложенную на скатерти, и, быстро проговорив: «Ига, лянга, сайга», сдернул полотенце. На столе лежало несколько горошинок, которых там прежде не было, а схема исчезла.
— Ну-ну, — сказал хмуро Петр. — С этим не шути! Подавай схему!
Дунган, укоризненно качая головой, вынул схему из Мишиного пиджака, который висел на стуле.
— Его бери, моя не бери, — сказал он.
Развернув листок и показав всем, что это именно и есть схема, Ли-Фу быстрым движением смял ее в комок, чиркнул спичку, поджег бумажку, дал ей сгореть, затем неожиданно обернулся к Фоме и вынул все тот же листок из его удивленно открытого рта, приговаривая при этом:
— Ай-ай, твоя шибко жадный, один люди столько земля забирай!..
После этого он снял с комода будильник, завел его, отпустил рычажок звонка, и будильник вдруг заверещал:
— Пусти моя, моя гулять хочу, моя тайга ходи, рыбу лови, фазана стреляй, — и, как живой, стал биться и подпрыгивать, вырываясь из рук фокусника.
— Вот молодец! — проговорил повеселевший Миша, поворачиваясь к землемеру.
— Ну, ходи мала-мала гуляй, — проговорил Ли-Фу таким тоном, каким говорят с капризным ребенком, и, вытянув руку, стал медленно поднимать ее. Будильник дернулся, качнулся и пополз по руке. Добравшись до плеча, он прислонился к голове Ли-Фу и запел:
— Узнаете? — Миша снова повернулся к землемеру. — Ведь это «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно».
Фокусы понравились. Рабочие от души хохотали. Миша был очень доволен успехом своего приятеля и испытующе посматривал на землемера, но лицо Кандаурова оставалось непроницаемым.
Когда все разошлись, Миша напомнил землемеру, что один из рабочих накануне взял расчет.
— Ну и что? — спросил Кандауров.
— Нужно нового нанять.
— Что же, наймем.
— Я думаю, что следует Ли-Фу намять. Другого такого не найти. Мастер на все руки. И охотник, говорят, замечательный.
Землемер смотрел в окно, задумчиво раскуривая трубку.
— Ну, так что же? — нетерпеливо сказал Миша. — Разве вам не понравился мой Ли-Фу?
— Фокусы он хорошо показывает, — уклончиво ответил Кандауров.
— Да я не об этом. Возьмем его в отряд?
— Нет!
— Почему?
— Я другого человека хочу ваять, который лучше твоего Ли-Фу тайгу знает…
СТРАННОЕ РЕШЕНИЕ
1
Кандауров и Миша шли вдоль реки, выбирая место для рыбной ловли. Практикант нес банку с землей и удочки. В банке шевелились черви. Миша потрогал их пальцем. Черви были тощие, полуживые.
«Плохие черви, — подумал Миша. — Ну, да ничего, сойдут».
Полной грудью вдыхал он свежий воздух. Река была широкая, полноводная. Едва виднелся противоположный берег. Тучи, закрывавшие небо на рассвете, разошлись. День выдался солнечный, но прохладный. Явственно ощущалась осень.
Рыболовы шли холмистым берегом, поросшим тайгой. Кандауров указал подходящее место. Развели костер, Миша вытащил несложный рыболовный снаряд.
— Знаете, Владимир Николаевич, терпеть не могу этого занятия, — признался Миша, разматывая леску. — Уж очень скучно ждать, пока рыба пожалует. — Он выбрал червяка пожирнее, долго насаживал его на крючок.
Кандауров кашлянул раз, другой, иронически поглядывая на практиканта. Миша взглянул на землемера, думая, что тот хочет что-то сказать, но Кандауров молчал.
— Что? — спросил Миша.
— Ничего.
— Да так вот, — продолжал Миша, — не люблю, а как видите, ужу. Для тренировки. Мне не хватает усидчивости. А вы?
— Что я?
— Любите удить?
— Да. Это позволяет лучше познакомиться с жизнью рыб. Я не столько ловлю их, сколько наблюдаю за ними. Ты ведь тоже любишь за ними наблюдать.
— Наблюдать люблю, — подтвердил Миша.
— А что ты любишь еще? — Землемер добродушно засмеялся. — Ну, не смущайся, отвечай начистоту.