- О защитник мой Кудес! – промямлил начальник почтового отделения. – Спасибо, Торика. В век не забуду! - И мгновенно нарушил свое слово грозным возмущением: - Но тарийцу своему…
- Что, мало получили за свои слова, хотите больше? - я обернулась в праведном гневе. А Тикелл тут же схлопотал небольшим снежком в лицо, да так, что кровь с носа и в глазах туман. – В харчевню живо, и ни слова больше!
- Но…
- Жить хотите? - Ответом мне стал стремительно удаляющийся тыл в заледенелом полотенце. Я дождалась, когда он скроется за дверью и повернулась к ящику. – Могу я забрать посулку?
И тишина.
- Ау? Есть кто-нибудь?
Молчание.
- Что ж, спасибо за доставку.
Зажав конверт подмышкой, я прикосновением уменьшила ящик до размера деревянной коробки, подхватила ее, подняла тулуп Торопа и направилась в харчевню. Список вопросов полнился, а ответы на них откладывались на неопределенный срок. Жаль. Начальника почтового отделения забившегося в нишу кладовочки я заметила не сразу и только благодаря его бормотанию молитв. Он был растерян, напуган и потрясен.
- Господин Тикелл… Орвис, что с вами? Вам плохо? Мне послать за лекарем? – Я уже услышала веселый гомон помощниц вернувшихся с прогулки, голос Торопа и заливистый смех Тимки. - Кивните, и через час он будет здесь.
- Не-не…
- А как насчет весточки домой? Вас ведь из бани выдернули. – Вернула тулуп на вешалку, а затем, отодвинув Тикелла, открыла дверь в кладовочку и определила коробку на полку.
- Н-н-не-е-е надо! – просипел он, дрожа всем телом. Что ж, когда человек в таком состоянии настаивать бесполезно.
- В таком случае, пройдите на кухню, там печка натоплена и есть чай со сдобой. А я вам пока одежду подберу и ванну наполню. Вы как? Попаритесь повторно?
- Да… да… нет! Не стоит утруждаться! – рвано ответил на все мои вопросы. И только я решила сказать ему, что еще ни один посетитель так отчаянно не отказывался от гостеприимства моего «Логова», как господин Тикелл сбивчиво зашептал: - Он послушался… послушался он… те-те-тебя Волчица… - мотнул головой и исправился, - вас, Тора!
- Кто?
Дверь открылась и в столовую с довольными возгласами ворвались мои домочадцы и девчата. Поприветствовав меня, разделись и разбежались кто куда и только Тороп заметил гостя.
- Орвис, что ты тут делаешь?
- Попариться пришел, - быстро нашлась я с ответом и легко перенесла тяготы о госте на бывшего вояку. – Займешься им? А то мне тут письмо пришло.
- Займась, - заверил он и я, помахав конвертом, отправилась к себе.
После последнего погрома в моей спальне мало что изменилось. Я не спешила возвращаться в родные стеныиз-за слов Северного. А вдруг там действительно еще осталась пара капель жижи способной поднять мертвецов. Но вот сейчас, когда руки жжет очередная тайна или скорее уж загадка меня вновь потянуло в опустевшие покои. Завернувшись в плед, я устроилась на подоконнике и со вздохом открыла с чистым конвертом.
«Здравствуй, чуждая мне, недолговечная возлюбленная, необязательная… - гласили первые строчки, почерк рваный, на бумаге несколько пятен очень похожих на кровь, нижние уголки смяты, сгиб посередине косой. Кажется Талл приступал к этому письму несколько раз, вполне возможно сминал его желая выбросить, но не решался. – Не смею называть тебя моей, а тем более родной…»
Я удивленно вскинула брови. А где же тот романтик, чьи откровения вызывали поток жгучих слез? Где привычное обращение? Что случилось?
В поисках ответа взглянула на конверт и надписи уже проявившиеся на нем. По времени прошло не более семи дней с его последнего письма, и за это время отряд поднялся от первого округа ко второму 1.24.57 и в этот раз расположился… на нашей дальней заставе. То есть Таллик прошел через горы, преодолел плато с костяной мукой и высоченными синими соснами?!
– Что за?... Но ведь он должен бы умереть в горах, сорваться со скалы. И потеряться!
Я вновь посмотрела на номер округа и просчитала про себя 1.24.56 это город Данирш, а под кодом 57-1 в тарийских военных документациях проходил Заснеженный, так что все верно. Письмо было отправлено через почтовое отделение нашей заставы. Вот и печать Тикелла на конверте появилась, кривая и неказистая, зато выполненная по чертежам самого Орвиса, чем он до сих пор гордится…
Отбросив все предположения, вернулась к письму и обомлела.
«Я ненавижу тебя, - писал Талл явно торопясь, - лживая, себялюбивая мразь, алчная тварь, дура... Я презираю твой выбор и трусость перед родом. Нежелание подождать облечет тебя на долгие скитания во мраке, а может даже смерть».