Выбрать главу

– Очень, – честно признался он, пожирая её взглядом, – обожаю, когда ты злишься… Ты сказочно хороша в эти моменты, а предвкушение видеть, что ты сделаешь с тем, кому посчастливиться сейчас попасть тебе под горячую руку, так вообще заставляет меня испытывать давно забытое чувство волнения. Иди, дорогая, развлекись, а потом потанцуем.

– Может, наоборот?

– И наоборот не откажусь. Прижимать к себе твоё тело, когда ты в таком возбуждении несказанно приятно.

Он поднялся и, обернувшись к музыкантам, гаркнул:

– Танго для хозяйки бала!

В зале мгновенно наступила звенящая тишина, а потом все танцующие быстро отступили к краям залы, освободив весь её центр, и музыканты заиграли бравурное, огненное танго.

Магистр Тьмы тут же протянул ей руку:

– Прошу, моя дорогая.

Алекто медленно поднялась и, положив ладонь на подставленную руку супруга, последовала за ним в центр залы.

Повинуясь ритму танго, он притянул её к себе и увлек в страстном танце вдоль рядов своих подданных, замерших в почтительной недвижности.

Отдавшись полностью музыке и ритму, Алекто танцевала, ведомая супругом, и предвкушала, как всё вывернет… Эти мысли будоражили воображение и подпитывали тварь, которая в ожидании скорого развлечения ослабила хватку и не мешала Алекто получать удовольствие от танца.

– Уже придумала, как объявишь о своём намерении? – склоняясь в очередном па, и не отрывая от неё напряженного взгляда, поинтересовался Магистр.

– Это будет экспромт…

– Хочешь, помогу?

– Сама справлюсь. Хотя если подыграешь, буду благодарна.

– Достойный ответ моей супруги. Ты очаровательна, моя дорогая. Какое же ты чудо всё-таки… И почему я раньше не заставил тебя постоянно быть при мне? Ведь сколько времени потерял, – с явным сожалением проговорил он и пылко прижал к себе в новом пируете.

– Всё что угодно в больших количествах быстро приедается. То, что наши отношения были лишь эпизодичны, до сих пор позволяет тебе чувствовать их свежесть и остроту, – в ответ выдохнула она ему в ухо.

– Может быть, может быть… – пробормотал он, продолжив кружить её по зале.

Когда музыка стихла, и они остановились, все гости зааплодировали и стали выкрикивать комплименты и здравицы.

Магистр поцеловал ей руку и отошел. С улыбкой кивнув ему, она повернулась к Герману и Лизе, стоящим неподалеку, и подозвав жестом, холодно проронила:

– Подай вина, Герман.

– Сию минуту, миледи, – тот повернулся и, не выпуская из левой руки ладонь Лизы, остановил снующего меж гостей слугу с подносом. После чего, наполнив до краев вишнево-рубиновой жидкостью большой фужер тонкого стекла, подал Алекто: – Прошу, миледи.

Она взяла бокал и, пригубив вино, двинулась вдоль залы. Герман вместе с Лизой, повинуясь её знаку, последовали за ней. Гости почтительно расступались, низко кланяясь и заискивающе улыбаясь. При их приближении все разговоры смолкали, в её присутствии разговаривать не смели, боясь вызвать недовольство.

Она медленно шла по ковровой дорожке, едва заметными кивками отвечая на подобострастные приветствия, когда неожиданно зацепив край дорожки каблуком, потеряла равновесие и, сильно пошатнувшись, на глазах изумленных гостей, осела на пол, расплескивая на платье вино из выскользнувшего у неё из рук бокала. Все, наблюдающие за ней, ахнув от изумления, тут же в замешательстве непроизвольно попятились, боясь даже представить, как она может отреагировать на данный инцидент.

К Алекто метнулся лишь Герман, пытаясь помочь подняться, но она злобно оттолкнула его и, оставшись сидеть на полу, гневным взором обвела притихших гостей, яростно выдохнув при этом:

– Это кто же из вас столь не дорожит собственной головой, что колдовать здесь в нарушении всех правил надумал?

Звенящая тишина была ей ответом. Все подавленно молчали, понимая, что вряд ли кто рискнет отрицать наличие колдовского посыла, сбившего её с ног, ибо это будет свидетельствовать исключительно о собственной её неловкости.

Испуганное и напряженное молчание прервал Магистр, неспешной походкой приблизившийся к Алекто и подавший ей руку, чтобы она поднялась.

– Вы не пострадали, моя дорогая? – учтиво осведомился он.

– Если считать собственный имидж пустяком, нестоящим внимания, то не пострадала, – кривя губы в недовольной усмешке, проронила она и, опираясь на его руку, медленно встала с пола.

– Имидж дело наживное, дорогая. Развлекитесь с тем, кто посмел на него покуситься, и думаю, он будет не только восстановлен, но и поднимется на столь недосягаемую высоту, что больше желающих на него посягнуть не найдется.