- Дело только в этом? Да не вопрос, Аглая, за сегодня вы не платите ничего.
- Мадам любезна, - коротко ответила она, хмурясь. Я спросила:
- Что такое?
- Мадам любезна только сегодня? Ксенофонта выгнали, за постой не возьмёте… А завтра что?
Она смотрела пристально, цепляя взгляд глазами. Такими выразительными… Я вдохнула, выдохнула. Сказала ей:
- Сядь, Аглая. Поговорить надо.
- Отчего б не поговорить, мадам, - улыбнулась она. Улыбка разилась со взглядом. Девушка умела, как и все путаны, улыбаться одними губами. А вот глаза остались тревожными. Понять её можно, конечно: как не волноваться, когда новая метла приходит и начинает мести? Но я не изменю своей цели. А цель моя – сделать из этого заведения нечто совершенно другое, нежели обычный бордель. Потому что я завязала.
- Сколько стоят твои услуги?
Аглая пожала плечами, стянув шаль на груди, ответила:
- Целковый за свечу.
- И это значит?
Она обернулась, взяла с комода свечу и показала мне:
- Пока горит – целковый. Прогорела – пожалуйте на выход, или Ксенофонт ещё целковый возьмёт.
Свеча была маленькой, тонкой и низкой. Что ж, сколько она может гореть? Полчаса? Знать бы ещё цены в этом мире… Пометила в мозгу: узнать цены. Взяла у Аглаи свечу, спросила:
- И как, хватает мужчинам?
Девушка подняла глаза к потолку, фыркнула, как будто засмеялась, и сказала:
- Есть такие, что хватает, а есть такие, что сразу по три свечки берут.
- Не удивлена, - пробормотала я. Отложив свечу, пробежалась взглядом по папкам на полке: - А что тут? Не только же досье на девушек?
- Ксенофонт тут хранит всякие счета. Он же каждую бумажонку подшивает: за булочки из кондитерской, за чулочки из галантереи, даже за свечи!
- Тут? – я вынула папку наугад, и Аглая кивнула:
- Ага, мадам, это счета за алкоголь. Заказывали муссат в винном доме господина Краузе, а вот пиво дрянное, экономил Ксенофонт…
- Да ты всё знаешь, Аглая! – восхитилась я, разглядывая каллиграфический почерк продавца. Две пинты муссатного вина – это же просто поэма!
- Я, мадам, спросить хотела, - сказала она, и я вновь подивилась её голосу. В нашем мире из неё вышла бы оперная певица. А в этом – жрица любви…
- Спрашивай.
- Мы как теперь работать будем без Ксенофонта? Надо бы нового управника искать.
- Серьёзно? Чтобы он тебя лапал? – удивилась я, закрывая папку. – Нет, уж как-нибудь без Ксенофонтов обойдёмся. Управлять я буду сама.
Она посмотрела на меня удивлённым взглядом. Видимо, мадам Корнелия тут появлялась лишь деньги забрать. Но мне нечего было ей объяснять. И без неё проблем хватает. Муссат это явно игристое вино, потому что по-французски мусс — это пена. Притянуто за уши, но пусть уж так. А сколько у нас там пинта? Никогда не знала, но, видимо, придётся измерить, чтобы мыслить нормально, в литрах…
Ладно, это тоже потом. Сперва мне надо разобраться с девушками.
- Что там Ксенофонт говорил? Кто тут без документа?
- Так Авдотья, - с готовностью ответила Аглая. – Позвать?
- Зови.
Я закрыла папку, отодвинув её в сторонку, и села так, чтобы корсет давил поменьше. Господи, да как они вообще тут живут с этим пыточным приспособлением? Нет, я так больше не согласна. Попрошу сделать мне лифчик. А можно и вообще без него, что за глупые предрассудки!
В кабинет вошла худенькая маленькая девушка. Это она штопала чулок. У Авдотьи были остренький носик и огромные голубые глаза, как у Мальвины, только волосы, такие же вьющиеся, как у куклы, оказались с рыжиной. Грязные, кстати, волосы. А-та-та, детка, мыться нужно не по воскресеньям, а каждый день!
- Мадам звала? – спросила девушка кротким тонким голоском.
Я кивнула:
- Садись. Скажи мне, как тебя зовут, и откуда ты.
- Спасибо, мадам, я постою. Авдотья я, по фамилии Заворотнюк. Сами мы из Артамоновска, туточки в Михайловской губернии. Маменька наша померла родами, а папенька наш полицмейстер тамошний, шестерых растил сам, да после женился снова.
Авдотья замолчала, потом пожала плечиками, словно ей было зябко в одном корсете, сказала:
- Мачеха выжила. Так я туточки и оказалася.
- Почему у тебя документов нет?
- Так ведь нельзя нам жёлтый билет, папеньке доложат. Никак нельзя, чтобы папенька узнал…
Я закатила глаза к потолку, спросила безнадежно:
- А как же ты раньше работала? В полицию не забирали?
Авдотья улыбнулась всё так же кротко:
- Так Ксенофонт меня прятал.