Эмми пытается завязать с кем-нибудь из нас непринужденную беседу. Но в ответ лишь слышит ворчание или тишину, и она довольно быстро сдаетца. К середине утра, мы в дороге, как минимум, уже часов пять. Лью первый прерывает молчание.
— Мы раздобудем коней! — Он говорит в такой саркастической манере, которую я терпеть не могу. — Мы украдем их! Вот здорово-то, Саба, каких лошадок берем? Тут же такой выбор!
— Заткнись, — говорю я.
— Это ты заткнись, — говорит он, — со своими тупыми идеями.
— Если я такая глупая, то почему ты здесь? — отвечаю я. — Почему ты пришел, Лью?
— Потому што ты скоро узнаешь, каков на самом деле Джек, — говорит он. — А когда ты это выяснишь, тебе понадоблюсь я, штобы поднятца с земли, на которую ты рухнешь с небес.
— Иди к черту, — говорю я.
— А мне и не надо, — говорит он. — Я уже там.
Полдень. Ожесточенное оранжевое солнце сжигает землю. Мы подходим к перекрестку вдоль которого растут несколько старых фруктовых деревьев. Они единственные живые существа, которые повстречались нам на дороге. Мы спорим о том, какой путь будет короче. Пока они продолжают обсуждать это, я направляюсь на восток. Всегда на восток.
Кто-то кричит. Лью. Я замедляю шаг. Останавливаюсь и оборачиваюсь. Он все еще на распутье, махает своими руками над головой и кричит што-то мне. Мы смотрим друг на друга на расстоянии. Наконец, ругаясь, я возвращаюсь обратно, штобы разобратца что к чему.
Все сели и спрятались в тени деревьев.
— Чего это вы удумали? — спрашиваю я. — А ну подъем!
— Я требую отдыха, — говорит Лью. — Мы все уставшие и голодные и хотим пить. Ты тоже, если ты только признаешь это. Но ты так чертовски упряма, что скорее умрешь от истощения, чем признаешь это.
— У нас нет времени, — говорю я.
— Вот жалость-то, — говорит он.
— Ну ладно, — говорю, — пять минуток. И ни секундой больше.
— Я скажу, когда нам выдвигатца, — говорит он.
— Я скажу! — рявкаят Маив. — Чертивасподери!
Я бросаю взгляд на Лью. Я не сажусь. Я вытираю свое разгоряченное лицо и потную шею косынкой. Томмо достает еду из моей сумки. Сушенные кусочки оленьего мяса, несколько горсток ягод и горстку орехов. Он отделяет половину, а остальное откладывает на потом. Такая скудная пища ели жуетца, но мы продолжаем есть. Я отдаю свой кусочек оленины Траккеру, двое других животных едят то, што смогли найти. Гермес щипает печального вида траву. Неро грызет червивые кислые фрукты.
С юга дует песчаный суховей. Небо белое и пронзительное, утопает в тяжелых валунах. Никто не переговариваетца. Мы натягивает наши чалмы пониже. Мажем жиром наши пересохшие губы.
Я хожу взад и вперед. Слышитца тоненький голосок внутри меня. Совсем скоро он кричит так громко, што я удивляюсь, что никто другой не слышит его.
«Иди же! — кричит голосок. — Иди! Иди! Иди! Джек в беде. Он нуждаетца в тебе. Уезжай на Гермесе. Прямо сейчас! Они не могут остановить тебя. Давай, действуй!»
Это постыдно. И я знаю это. Это по моей вине они здесь. Это они изза меня в опасности, а ни из-за кого-то другого. Но все-таки.
«Давай же! Уезжай! Што они сделают, пристрелят тебя?»
— Даже не думай об этом, — говорит Лью.
— Чего? — спрашиваю я.
— Даже не думай о том, што задумала. Думаешь, я не знаю, о чем ты думаешь, но ты думаешь так громко, што я слышу о чем. Поэтому, даже и не помышляй об этом.
— Я ни о чем не думаю, — говорю я.
— Э-э, нет, думаешь, — говорит он.
— Не думаю.
— Думаешь.
— Эй! — я пялюсь на него. — Я очень хорошо знаю, што творитца в моей голове. Знаю, што к огорчению других людей, они не могут сказать про себя тоже самое.
— О чем это ты? — спрашивает он.
— Может, вы заткнетесь? — спрашивает Маив. — Просто заткнитесь! Вы всех сводите с ума!
— Што это с Томмо? — спрашивает Эмми.
Он пригнулся к тропе. Приложив руки к земле. Он посмотрел вверх.
— Колеса, — говорит он. — С севера. Фургон, едет сюда. Лошадь, может...
Я хватаю его за руку.
— Сколько лошадей, Томмо? Сколько их?
— Одна, — говорит он. — Похоже, што одна. И фургон.
— Тонтон? — спрашивает Эмми.
— Они обычно по одиночке не путешествуют, — замечает Маив.
Северная дорога проходит через красный лес. Отсюдова они и должны выйти. Мы выискиваем место, где можно было бы спрятатца. Два фруктовых дерева. Разбросанные валуны. Световая башня. Между перекрестком и поворотом северной дороги находитца большая каменная плита. Кто бы не шел, они должны будут проходить там.
Я гляжу на Маив, та глядит на меня.
— Давай уже сделаем это, — говорит она.
— Што сделаем? — спрашивает он.
— Я в игре, — говорю я Маив.
— Во што вы играете? — недоумевает Лью. — О чем вы вообще толкуете?
— Нам нужно на чем-то передвигатца, — говорит Маив. — И мы раздобудем себе транспорт. По моему сигналу, Лью с Сабой хватают лошадь. Томмо с Эмми прикрывают тылы. Я позабочусь о вознице. Если мне хоть, што-то не понравитца, мы все бросаем и уходим. Итак, все держим глаз востро. Оружие к бою. Двигаемся по моему сигналу.
Пока она говорит это, то снимает свою чалму и натягивает её на Гермеса, прикрывая ему глаза. А себе на рот и нос она натягивает свою косынку.
— Держись, — говорит Лью. — Там может оказатца одна лошадь, а может быть и десять.
— Не десять, — говорит Томмо.
— Ну, тогда пять! Мы же понятия не имеем сколько их там. Мы не знаем, кто это едет. Мы же не можем вот так просто ринутца в неизвестность, ничего не продумав. Нам нужно все обсудить! — Он хватаетца за уздечку Гермеса.
Маив сдергивает косынку.
— Нет, тебе нужно только слушать, — говорит она. — Это тебе не Серебряное озеро, а ты не папочка. Здесь настоящий мир, и люди, которые знают, што делать, и папочка в данный момент — это я. Поэтому. Как папа сказал, так и делаем. Если ты, конечно, не хочешь быть подстреленным.
Она ударяет Гермесу каблуками в бока и тот скачет галопом на позицию, за каменную плиту. Я дергаю Лью спрятатца за валуном. Лицо у него пунцовое. Губы плотно сжаты. Глаза пылают голубым пламенем.
— Да што она себе возомнила? — говорит он. — Какого черта? О чем это она болтала? Я никакой ни папочка. Вот, што я тебе скажу, я уже сыт по горло всякими камандиршами, включая тебя.
— Ты когда-нибудь разбойничал? — спрашиваю я. — Занимался конокрадством?
— Да не в жизни! Но не в этом дело...
— А дело в том, што нужно добратца до Безнадеги в следующему полнолунию, — говорю я. — А дело в том, што Маив знает, што она делает. Грабежи на дорогах, разбой и конокрадство, это по её части.
— А по моей части, штобы мы все остались живы, — говорит он. — Ты, я, Эми. Те двое могут хоть че делать, мне плевать. Поверить не могу, Саба. Мы же ехали в поисках хорошей жизни. У нас была общая цель. А теперь погляди на нас.
— Да, ладно тебе, — говорю я. — Ты должен признать, што это захватывающе.
— Это не по мне. Совсем, — говорит он.
— Не то, што принимать чаал, да? — говорю я. — Не то, што забавлятца с Мэг?
Не вбровь, а в глаз. Он отводит взгляд. Он закрывает свое лицо косынкой и чалмой.
Я делаю тоже самое. Мы ждем. Кто бы это не был, путешествует он не быстро.
Звук от медленного вращения колес становитца все громче и громче. Еще громче. Я наблюдаю из-за нашего валуна. Я все преисполнена надеждой. В поле зрения попадает желтая повозка со всяким хламом и тянет её...
— Это чертов верблюд! — шипит Лью.
Это действительно чертов рыжий верблюд с клочковатым рыжим мехом, который ел-еле волочит ноги и тащит позади себя шаткую повозку.
Возница поет. Когда он подъезжает поближе, мы слышим слова:
Всё то лето она — королевою сердца была.
Но, как только золотом стала листва,
Словно тень, ускользнула она от меня.
Моё сердце разбито теперь навсегда.
Они уже почти рядом с нами.