— Может, врубить мегафоны?
— А что такое? — насторожился Апостол, шаря биноклем по улицам и переулкам.
— Хорошо поете, Григоре Алексеевич, — пошутил Вася. — Да и народу не мешает хоть раз услышать от вас что-нибудь другое, чем «немедленно явиться в правление!» Истосковался народ по доброму слову, Григоре Алексеевич,…
В это время бинокль, как артиллерийский прицел; впился в поднятые за ночь белые стены. Апостол, естественно, не поверил и протер глаза — стены не исчезли. Он протер окуляры — стены казались еще выше, еще белее…
— По доброму слову, говоришь, истосковались? Микрофон!
Словно раскат грома прокатился над селом:
— Пенсионеру Калалбу немедленно явиться в правление!
Второго раската не получилось: слишком много страсти вложил Апостол в первый, и у него сел голос.
— Повторяю, кхе, кхе, — закашляли мегафоны, — бывший пенсионер Калалб, кхе, кхе, немедленно явитесь в правление!
Апостол сел в машину, отдышался и прошипел в микрофон:
— Отставить! Я сам, кхе, кхе, явлюсь!
Тетушка Лизавета и мош Дионис стояли рядом, как бы защищая собой стены нового дома. К ним пытался приблизиться Апостол, но это ему не удавалось: между ним и стариками по проволоке носился лохматый пес и заливался громким лаем. Приходилось ругаться на расстоянии.
— Я же вас предупреждал, — надрывался Апостол, — что строиться здесь нельзя, что здесь, по генплану, кхе, кхе…
— Всем можно, а нам нельзя? — перекричала его Лизавета, — Начхать нам на твой план, это наша земля!
— Не ваша, а колхозная!
— А мы что, не колхозные?
— Вы нарушили закон! Я сейчас же, кхе, кхе, вызову бульдозеры, и они снесут тут все, кхе, кхе, к чертовой, кхе, кхе, матери!
Апостол зашагал к калитке.
— Давай, давай! — крикнул Дионис, — посмотрим, кто кого снесет, кхе, кхе!
Апостол вернулся. Они еще что-то кричали друг другу, но, казалось, что они лаяли, поскольку собачий лай синхронно ложился на движение их губ.
По улице к дому Калалбов двигалось два бульдозера. Перед воротами у колодца, сжимая в руках бутылку, их поджидал мош Дионис. Бульдозеры доехали до развилки, проходившей у самого дома, и остановились. Из первой машины выпрыгнул чумазый парень и, на ходу засучивая рукава, направился к колодцу. Мош Дионис угрожающе поднял бутылку:
— Не подходи!
— Что с тобой, мош Дионис? — парень в недоумении остановился.
— Ничего. В сорок четвертом я вот такой бутылкой германскую штабную машину подпалил!
Парень стал пятиться.
— Мне бы орден дали! Да свидетелей, как назло, не было!
Парень вскочил в кабину. Бульдозер с грохотом покатил вниз по улице. Лишь теперь заметил Дионис, что один тащил другого на буксире. Во второй кабине сидели парень и девушка и вместе ели большую скибку арбуза. Им было очень весело. Спрятав бутылку под пиджак, старик поспешил к калитке.
К нему в дом заглянул Ионел:
— Мош Дионис, мне срочно нужна фотография вашего сына.
— Ну, раз срочно.
Старик снял со стены портрет Архипа, протер рукавом и отдал мальчишке:
— Только верни, не забудь.
— Сделаем копию и тут же возвратим.
— Ну как дела следопытские?
— Нормально. Мы ведем поиск по наиболее вероятным адресам. Главное здесь — оперативная переписка. Мне ее, правда, не доверяют, да я бы и сам отказался.
— Чего?
— У меня по языку тройка. Не люблю я грамматику, мош Дионис, она сковывает свободное течение мысли. Ну, ладно, я пошел.
В дверях он столкнулся с тетушкой Лизаветой.
— Возьми, Ионел, — она протянула крупную гроздь винограда.
Тот облизнул губы и упрямо мотнул головой:
— Спасибо, тетушка Лизавета, но красные следопыты взяток не берут.
И он с достоинством удалился.
— И в кого они такие удались? — недоумевала Лизавета.
— Башковитый парень, — согласился Дионис, — а ведь третий год без отца. Не слыхала, как он там — из Сибири той не собирается возвращаться?
— Оттуда мало кто возвращается, — обобщила Лизавета, — вон Федя наш считай двенадцатый год как завербовался… И что там на этом севере? Одни льды да бегемоты…
— Мамонты, — поправил жену Дионис. — Ладно, пойду за мастерами.
Во дворе Калалбов стояла бригада Филиппа из четырех человек.
— Здравствуйте, — приветствовала их Лизавета.
Опустив очи долу, те промычали что-то невнятное, неловко пряча за спинами ломы и заступы.
— Да вы проходите. А Дионис как раз пошел вас искать. Или это он вас прислал?
— Нас председатель прислал, Лизавета, — наконец осмелел Филипп. — Вся страна строится, а мы вот рушить будем… Не на том месте стены ваши поставлены, Лизавета…
— Вон оно что? — лицо у хозяйки заострилось. — Зачем же тогда вы их клали, если не на том? Силой же вас на клаку никто не загонял!
— Руки по мастерку истосковались, — оправдывался Филипп, — который месяц на лесах загораем, стройматериала ждем…
Должно быть, старуха приняла какое-то решение:
— Ладно, вы тут ни при чем. Присаживайтесь, я сейчас.
Мастера сидели под старой яблоней и пристально глядели в полуоткрытую дверь сарая. Оттуда появилась хозяйка, неся в руках уже знакомую нам бутылку с горючей смесью и четыре граненых стакана…
Тетушка Лизавета сидела под яблоней и, медленно шевеля губами, читала в газете статью под рубрикой «Пьянству — бой!» Подошел Дионис и, сняв шляпу, присел рядом. Тут он заметил пустую бутылку, стаканы, услышал недружный храп.
В нескольких шагах от стола на сене храпели мастера, обняв свои ломы и заступы.
— Лизавета, — упавшим голосом сказал старик, показывая на бутылку, — ты знаешь, что в ней было?
— Знаю, — не отрываясь от чтения, сказала она, — сама наливала.
Дионис поднес к носу горлышко, понюхал и, покачав головой, опять покосился на спящих:
— Чего это они с заступами явились?
Жена отложила газету:
— Апостол их прислал, дом ломать.
— Ну и ну! Какой же дурак ломает новый дом.
— Дуракам закон не писан.
— А пора бы написать.
— Сыновьям надо написать. Пусть поскорей приезжают.
Дионис решительно напялил жеваную шляпу:
— Зачем их от дела отрывать? Мы еще сами повоюем.
— Смотри, Дионис, довоюешься.
Дионис достал из колодца два ведра воды и направился к стогу, откуда продолжал нестись храп. Первое ведро обрушилось на Филиппа и его помощника. Они с воплями вскочили, не понимая, что происходит. Увидев, что Дионис взялся за второе ведро, Филипп пролепетал:
— Ди-дионис, ус-успокойся!
— Я спокоен, — сказал Дионис и вылил воду на остальных двух.
Мокрая с головы до пят бригада Филиппа сбилась в кучу, ожидая дальнейших истязаний.
— Ну вот что, мастера, — сказал Дионис, — плачу вам вдвое больше, чем «Межколхозстрой», будете этот дом до ума доводить?
Члены бригады уставились -на Филиппа. Тот стыдливо опустил глаза:
— Супротив закона это, Дионис. Да уж больно руки по мастерку истосковались.
О домах говорят: растут, как грибы. Но бывают грибы-поганки. Потому уточним, что дом Калалбов рос, как прекрасный белый гриб.
Бригада Филиппа крыла шифером крышу.
Дионис сидел под яблоней и, поглядывая на мастеров, набивал патроны содержимым жестяной банки из-под монпансье. К столу подошел Филиппе кружкой. Налил из кувшина молока и, болезненно морщась, выпил. Снова наполнил кружку и перед тем как уйти, заглянул в жестяную банку. Там была крупная соль.
Перехватив его взгляд, Дионис улыбнулся. Филиппу улыбка не понравилось, и он отошел заячьим зигзагом, вероятно, чтоб было труднее вести по нему прицельный огонь…
К воротам Калалбов подъехала черная «Волга». Из нее вышло трое в элегантных костюмах. Один нес портфель-дипломат.