Примечание: из всех, с кем я здесь познакомился, больше всего общего у меня с Эрнстом. Мы с ним оба евреи. Ханни, его мать, просто блистательна.
Пол сидел у себя в комнате и записывал вышеизложенное в свой Дневник. Настроение у него было превосходное. Утром звонил Иоахим, пригласивший его к себе на семейный обед. Пока он писал, дверь отворилась — как всегда, это был Эрнст, открывший дверь и одновременно предупредительно постучавшийся. Когда Пол поднял голову, Эрнст был уже в комнате. Вид у него был такой странный, что Пол едва не упал со стула. Эрнст стремительно подбежал к нему и с ласковым, беззаботным смехом сказал:
— Да у тебя, оказывается, нервишки пошаливают!
На нем были белые резиновые тапочки, серые фланелевые брюки и белая спортивная майка. Пол уже успел привыкнуть к его необычным нарядам, но этот счел ужасным. В облегающей белой майке, светлых брюках, розовых носках и почти белых тапочках, с его серым лицом за очками в черной оправе, красовавшимися над этой одеждой, с его мертвенным взором он напоминал Полу — кого? Возможно, древнего египтянина, мумифицированного и спеленутого бинтами, подготовленного к погребению.
— Зачем это ты так вырядился, Эрнст?
— Да у тебя, Пол, и в самом деле испуганный вид! Ничего страшного не произошло. Просто я предпочитаю постоянно быть в форме. Мы с Карлом немного позанимались спортом.
— Что это за Карл?
— Ты что, не знаешь, кто такой Карл? Хотя нет, наверно, не знаешь. Это мальчик, с которым я разговаривал два дня назад, в Schwimmbad на берегу. Разве ты не слышал, как я сказал ему: «Auf Wiederseren, bis übermorgen»? К настоящему времени ты должен уже достаточно знать немецкий, чтобы это понять. Я учил Карла боксировать. По-моему, тренированность тела очень важна. Да, очень важна, особенно сейчас и особенно для нас, немцев. — Он пристально посмотрел на Пола. — Если не возражаешь, я скажу, что тебе и самому было бы полезно заняться спортом. Ты слегка сутулишься, да и грудные мышцы твои нуждаются в развитии. Избыток поэзии тело не укрепляет, даже укрепляя дух. В новой Германии люди, подобные нашему другу Иоахиму, предпочитают стихи, сочиненные на теле, а не на бумаге. — Внезапно он умолк, а потом, вытянув руки вверх, сказал: — Смотри, я сейчас тебе покажу.
Он встал посреди комнаты, согнул пальцы, не сжимая их в кулаки, и принялся с размеренностью метронома размахивать перед собой руками из стороны в сторону, из стороны в сторону. Такого упражнения Пол еще никогда не видел. Тело Эрнста было полностью расслаблено, он наклонялся вперед, как марионетка. Руки его уже двигались кругами — спереди, сзади.
Движения у него были красивые, четкие, мерзкие. Движения поглотили его всецело. Потом он поднял голову и с обычной своей улыбочкой взглянул на Пола.
— Не хочешь попробовать?
— Пожалуй, нет. У меня наверняка не получится.
— Да нет же, получится. Это совсем не трудно, надо только поймать ритм. Пойдем в ту комнату, где я храню свои инструменты. Как они у вас называются?
Пол попытался подобрать нужное слово, но столь же безуспешно, как и Эрнст. Неужели он начал забывать английский?
Эрнст привел Пола в комнату на самом верху. Это была просторная мансарда с массивными черными балками и настилом из голых сосновых досок, покрытых лаком, отражавших свет из застекленного люка в крыше.
— Ну, попробуй, — сказал Эрнст.
Пол принялся шевелить руками в слабой попытке повторить упражнение.
— Нет-нет. Извини, но это совсем неправильно. Смотри, ты должен наклониться вперед, вот так, совершенно свободно, а потом, все еще держа наклон вперед, просто переносить вес с одной стороны на другую и одновременно давать рукам возможность самим раскачиваться из стороны в сторону, вот так…