Поднявшись и отойдя в угол комнаты, где стоял граммофон, Кастор покрутил его ручку и сказал:
— Книг у меня нет, зато есть пластинки. Разве не сказал какой-то английский писатель или философ, или кто-то в этом роде, что архитектура — это застывшая музыка? Наверно, именно поэтому я так музыку и люблю. Ведь я архитектор. А жена ее терпеть не может.
— Наверно, это Рескин, — сказал Пол.
Кастор поставил адажио из Кларнетного квинтета Моцарта. Пол вытянулся на спине, вынув руки из-под головы и опустив их на лежавшие по бокам подушки. Казалось, от музыки комната увеличивается, постепенно обретая способность вместить в себя сначала сад, потом лес, потом небо, звезды, вселенную и наконец — Бога. Кларнет звучал прозрачным водопадом с утесов, отдельные ноты мелькали средь сосен, то скрываясь за ними, то возникая вновь. Ветры придавали звучанию форму своих скрытых порывов. Мелодия лилась снаружи и все же переполняла его голову, череп, мозг, звуками, в которых он мог и жить и, столь же счастливо, умирать. Это была музыка, превращавшая все увиденное в услышанное.
В конце части Эрнст встал и сказал, что если они хотят успеть на гамбургский поезд, им пора ехать. У Пола было такое чувство, будто он вечно мог бы так лежать среди подушек на Касторовом полу. Он поднялся.
Когда они ехали на поезде в Гамбург, Эрнст сказал:
— У меня пропал прыщик на левой щеке, который меня беспокоил. Он лопнул от жара костра, когда я стоял рядом.
Пол подумал о Касторе: со склоненной над велосипедным рулем головой, с ниспадающими на зеленые глаза волосами, глядя прямо перед собой, колесит он по европейским странам — Голландии, Франции, Италии, Испании — и любуется их архитектурой. Какова его цель?
В Гамбурге, очень поздно, они пообедали с Иоахимом и Вилли в ресторане на берегу Альстера. До того, как они сели за стол, когда еще стояли и пили за стойкой бара, Иоахим отвел Пола в сторонку. Он объяснил, что в начале сентября едет по делу в Кельн и предложил Полу там встретиться.
— Мы могли бы за пару дней осмотреть Кельн, а потом отправиться в поход по берегу Рейна. Ты увидишь ту часть Германии, которая совсем не похожа на Гамбург, к тому же там нет ни Эрнста, ни Хании Штокманов, — сказал он. Пол ответил, что был бы счастлив.
4. Поход по берегу Рейна
Иоахим встретил Пола на кельнском вокзале. Пол ужаснулся, узнав, что Иоахим снял для них номер в одной из самых дорогих гостиниц города. Иоахим объяснил, что ему приходится там останавливаться, поскольку он представляет отцовскую фирму. Так или иначе, в Кельне они должны были прожить всего три дня, после чего им предстояло путешествие по долине Рейна.
Пол приехал как раз перед вторым завтраком. Позавтракав в гостинице, они отправились купаться. Пол хотел было сначала распаковать вещи, но Иоахим, растягивая слова на свой манерный лад, сказал:
— По-моему, распаковаться можно потом.
Казалось, его раздражала малейшая задержка, даже тогда, когда Пол собирал свои купальные принадлежности. Однако, стоило им выйти из гостиницы, как настроение у него значительно улучшилось и его своеволие перестало действовать Полу на нервы. По дороге Пол спросил, доволен ли он тем, как идут его торговые дела. Иоахим сказал, что во время поездок по делам отцовской фирмы он получает удовольствие от встреч с людьми, поскольку ему всегда удается продать им свой товар — даже если он им не нужен.
Они перешли широкий мост через Рейн. На мосту было так много народу на тротуаре и так много машин на мостовой, что всем приходилось идти гуськом. Шли они молча. Пол внимательно наблюдал за Иоахимом. Одет тот был в гамбургском псевдоанглийском стиле, который казался весьма неуместным в Кельне. На нем были серые фланелевые брюки и светло-голубой пиджак. Шагал Иоахим, выпрямившись во весь рост, с поднятой головой. В левой руке он легко, с этаким небрежным апломбом нес чемоданчик с их купальными принадлежностями и своим фотоаппаратом. Лучи палящего солнца падали на его загорелую кожу. Он почти вызывающе смотрел по сторонам, неизменно с видом человека, который развлекает других, развлекаясь сам. Люди оборачивались и провожали его взглядами.
Сойдя с моста, они направились по широкой тропе, которая ответвлялась от шоссе и шла через сад, мимо длинного современного здания для международных выставок. Все на этом берегу Рейна казалось чистеньким, новеньким и блестящим, как пушечная бронза. Выставочное здание с его удлиненными контурами низких стен и симметрично расположенными окнами, далеко протянувшееся по обе стороны от своей центральной башни, выглядело в безмерном, ослепительном блеске дня уменьшенным едва ли не до микроскопических размеров.