Бог, в которого он верит. Если смотреть с этой точки зрения, то не соплеменники Соломона должны были обижаться на него, а он сам должен был обидеться на них. Он, конечно, знал, что выстроится базар, даже свое согласия выдал. Но у него в мыслях не было, что базар так близко подойдет к храму. Было ощущение, что Соломон глазами собирается покончить с базаром. Но сколько бы он широко ни раскрыл глаза, горизонт все дальше продолжал раскидоваться, не в состоянии поглощать всю базарную площадку. Если некоторые возились с товаром, некоторые были заняты строительством. Где-то там, среди пыли, откуда доносился крик и кашель, одна девочка теребила подол платья матери в надежде обратить на себя внимание. Соломон рассматривал каждого блуждающим взглядом. Ему почему-то хотелось узнать и запомнить в отдельности всех присутствующих на базаре. Его беспрерывно выискивающие глаза зарделись в красный цвет от уныния. Слуга в полном неведении пожал плечами, так и не поняв, кого ищет Соломон. Повелевающий на земле и на небе, царь выглядел подавленным. В это время случись его потеря сознания, слугу бы это не удивило. Если принимать во внимание тот случай, что Соломон еле держался на ногах, с трудом переводя дыхание, потеря сознания была бы ожидаемым событием. Поэтому слуга стоял с левой стороны от царя, чтобы подхватить его при падении. Сначала послышался грохот грома, что потряс Соломона до глубины души. Мысль о молниях в первую очередь ударили бы в голову, если бы вокруг стояла весна. Вот уже год подряд на почве засуха, а также, из-за большой редкости вспышки молнии в этих краях, царь и слуга растерялись. Этот грохот грома мало чем напоминал огненную молнию. Скорее он был созвучен с многотонными камнями, упавшими с неба одновременно. Когда Соломон повернулся в сторону храма, он был уже разрушен, а уцелевшие части его продолжали висеть на миг, после чего обрушались на появившийся из-за камней пригорок. Расстояние между храмом пришлось для Соломона и близким, и очень далеким. Ему думалось, что он стоит среди сыпучих серых камней, но до храма было далеко. Ему думалось, что он уже дошел до стен храма, но опять до храма было далеко. Идолы лежали вперемешку с серыми камнями на земле. Их хорошо обработанные тела свидетельствовали, что в прошлом они были камнями поклонения. Но все они были разбиты и создавали трудность при их первом опознании. Соломон с презрением смотрел на идолов, не сохранивших и следа от былой красоты и величия. Он сейчас среди руин храма искал другое. Его сердце горело медленно, как пылающий огонь. Где-то там, дым подобный черной накидке в небо подымающейся фари, исчез из поля зрения, соединившись с облаками. Это алтарь огнепоклонников испускал «последний вздох» таким образом. «Все боги покинули храм»,- горько усмехнулся Соломон, не отрываясь взглядом от следа рассеивающего дыма. После чего, схватившись за волосы, воскликнул: «О, Боже!» Люди, которые, никогда не видели Соломона таким, не осмелились подойти к храму. Они, как вороны, ударившиейся о стену, останавливались у входа в храм, который уже оброс лежачими, серыми камнями. Разрушенный храм любви Соломона внушал страх каждому, кто его увидел. Сверху, снизу, со стороны, его вид, безусловно, волновал всех собравшихся. Среди развалин метался царь, который, повелевал между небом и землей. Его язык был понятен только тому, к кому он, собственно, обращался, остальные же не успевали полностью осознать его речь. Он за это время успел несколько раз упасть, споткнувшись о камень, и ударился с лестницы, которая стоит на одном камне. Тем временем, чуть ли, не на коленях приближался к еще полностью не разваленной стене и поглаживал его еле заметные надписи, пытаясь поцеловать их. Ни один из его слуг не смог осмелиться подойти к нему поближе, но, в отличии от простого народа, они стояли в местности храма, ближе к Соломону. «Подойдем же»,- душераздирающе прошептал толстый слуга, не в силах больше наблюдать за жалким видом Соломона, у которого тряслись плечи от нытья. Они только тогда увидели ногти рук Соломона, заполненные кровью. Пыль с его лица строилась беспорядочными линиями из-за пролитых слез, а между ними виднелись небольшие розовые царапины от ногтей. При этом, сам Соломон легонько дрожал. Никто не осмелился прямо смотреть ему в глаза. Потерявший былой вес, из-за, последних событий, царя, увезли к его замку, как ребенка, на плечах. Но, если бы они нашли в себе силы смотреть прямо в его, в небо уставленные глаза, то увидели бы отражение сровненного храма, который, он нёс в них. Они заранее почувствовали бы, что, отныне, руины храма, подобно печати, останутся в очах Соломона. Они узнали бы, что царь, будучи в плену этой печати, растает как свеча, не издавая ни звука, словно глухонемой. Но, к сожалению, им не доводилось осознать всю печаль души царя. Соломону пришлось в одиночку (собственными силами) выдержать всё свое горе. Ах, как это было невыносимым, мучительным, о Боже. В надежде найти храм, Соломон рылся во всех, даже, в самих незначительных уголках замка. Он прогонял прочь весь свет и ограждал черной тканью его обратный путь. Даже мизерный лучик не в силах проникать в замок, покидал его, оставив на распоряжение тьмы. Убежденные в том, что царь со временем успокоится, сжали зубы, потеряли надежду, все никак не достигнув его. Ничего не радовало царя. Не придавало блеск его глазам, опечатанным руинами храма. Даже те разговоры, что они построят более громадный храм, чем предыдущий, были для него пустой болтовней. Он не находил в себе терпения выслушать эти разговоры до конца. Перед его глазами вновь и вновь появлялась картина разрушенного храма. Бывало, что вода окружает храм со всех четырех сторон, Соломон руками пытался отводить воду назад. Слуги намеренно старались не замечать Соломона, который плавал без воды. Иногда, храм со всех сторон окружался песком, который, при появлении страшно бурлил. Если, не помешать ей, предотвратив её страшный поток, тогда замок мог бы задохнутся в нём. Рассуждающий таким образом Соломон, руками хотел отгородится от песчаной бури, дуя их назад. Слуги старались не обращать внимания на царя, который летал в пустом воздухе. У Соломона пропал всякий интерес к внешнему миру, а государственные дела вели его приближенные. Они никогда так не боялись Соломона, который, превратил замок в царство тьмы. Ни его духов, что, в мгновение ока размножаются, ни многоликих да коварных фари, с их тысячью магиями, ни других невидимых сил, не боялись так, как боялись сегодняшнего дня Поэтому дворовые в крайних случаях, если очень представляется необходимость, беспокоили царя, в остальных случаях предпочитали обходить его стороной. Они всеми силами старались не нарушать покой царя. Для Соломона, спокойный на вид замок был полон противоречия и войны изнутри. Почти каждый день находилась причина ссориться с кем или с чем-нибудь. Затем, Соломон обижался на весь белый свет, как пятилетний ребенок. Он с пристрастью рассказывал историю создания храма, начиная от маленьких камней, до огромных идолов. Вспоминал, как они были созданы. На том месте, где вспоминал о своих личных вкладах для создания храма, он старался без преувеличения, приведя в примеры только факты, рассказать все как есть. Он убеждал себя в том, что никто, кроме него, даже, его покойный отец, царь Давид, не превзошел бы его в создании подобного храма. С фразами «Я старался быть справедливым», «Я не занимался колдовством», «Я любил лишь его» - он закреплял свое убеждение. В знак доказательства своих слов, наизусть повторял законы Торы, что были заложены в виде надписи в четырехугольном зале для заседаний, который своим четырехугольным видом олицетворял всестороннюю справедливость решений царя. Он уверял в том, что из всех чувств, выбрал любовь к Нему. Не следуя по пути огнепоклонников и прочих, и прочих, утверждал, что был верным своей любви и всегда жил ради неё. «Я воздвиг ему храм», - вопил он, после чего многозначно молчал. В такие моменты перед его глазами появлялся храм в миг своего крушения. Его разваленный вид выглядел отказом на его любовь с небес. Если, сопоставить его с чем-нибудь, то получение отказа от своей любви было бы подходящим описанием. Это было, подобно, непризнанием от любимого, при чем, тогда, когда любишь его сильнее чем раньше, и уверен в вечности своей любви. На тот момент кто-то непонятным образом все пытался шепнуть причину отказа. Но Соломон стал ясно соображать этого шепота после того, как потерял связь между воображением и реальностью, когда боль стала привычкой. Тогда разные идолы разной величины, символизирующие какую-нибудь материю и её начало, а также служители храма во главе со своим духовенством, их странные взгляды, по сути являющиеся продолжением их странных улыбок, все это приходило ему в голову. Все с такой скоростью перебирались на память Соломона, что, он потом удивлялся их вселению в одну ленту событий в течении столь краткого времени. Он не хотел верить в то, что храм разрушился из-за известных ему причин. Все хотел преодолеть сомнения по поводу крушения храма любым образом. Потому что, когда Соломон дал свободу на вероисповедание словами «Можете верить в своего Бога», он надеялся на то, что люди, в конце концов, выберут веру его отца и его самого. Он ожидал, что, в конце концов, без принуждения, без насилия, люди выберут его путь. Он был уверен, что