— Я не понимаю, куда мы едем, — пробормотал я.
— В Штаты! — выкрикнула Виола, но сразу приложила ладонь к губам и захихикала. — Что у тебя лицо такое кислое? С тех пор, как я тебя знаю, Мимо, ты все время дуешься. Двадцать два года подряд, — сказала она, поморщившись.
— Я просто хочу понять, откуда мы выезжаем. На каком лайнере и все такое. Муж тебе ничего не сказал?
— Нет. Научись хоть немного расслабляться! — Она открыла окно и издала протяжный вопль. Водитель, привыкший ко всяким выходкам, не обратил на это никакого внимания.
Теперь мы ехали вдоль полей. Я достаточно шлялся по Риму (каждый пьяница хороший картограф) и понимал, что направляемся мы вовсе не в Геную, и даже не в сторону моря. Кампана знал кое-что, чего не знал я.
Сорок минут спустя «лянча» свернула на грунтовую дорогу между двумя полями. В конце пути горизонт заслоняла огромная стена. Из-за нее вдалеке виднелась только водонапорная башня. Мы остановились посреди непонятно чего, перед единственной металлической дверью этого сооружения. Кучи грунта и куски шпаклевки у подножия свидетельствовали о том, что стена построена недавно. Водитель постучал, и дверь открылась, за ней появился парень в замызганной спецовке. Приложив палец к губам, он жестом пригласил нас следовать за ним. Виола вопросительно взглянула на меня, я пожал плечами. Узкий проход тянулся между стеной, которую мы только что миновали, и чем-то похожим на строительные леса. Сооружение тянулось на сто метров вправо и влево. Деревянная обшивка не позволяла увидеть, что скрывалось на другой стороне. Мусоля во рту сигарету, гид нырял между стальными трубами, ведя нас лабиринтом, который знал только он. Он не сказал ни слова. Наконец парень открыл створку, спрятанную в обшивке, осторожно заглянул на ту сторону, жестом приказав нам не двигаться, затем отступил в сторону, пропуская нас.
Мы с Виолой оказались в Лос-Анджелесе 1923 года, в разгар сухого закона.
Мимо проехал «форд Т», он сдавал по улице задом, на его пассажирском сиденье развалились гангстеры с пистолетами-пулеметами Томпсона в руках. За ними шагали двое полицейских в тяжелых фетровых пальто. На противоположной стороне улицы, на тротуаре перед разбитой витриной с надписью «Grocery Store» в обильных лужах крови валялись трупы. Ко мне подошла женщина, у нее на обоих плечах висели сумки.
— Вы у нас кто? Почему не загримированы?
— Это свои, Лиззи.
Кампана как раз выходил из бакалейной лавки с разбитыми стеклами. Он стал перешагивать трупы, случайно задел ногой один из них и извинился. Труп любезно ответил: «Ничего страшного». За Кампаной появился Луиджи Фредди, которому я был обязан большей частью своей работы на правительство и которого не видел с момента открытия Палаццо делле Посте в Палермо, четырьмя годами ранее. Фредди тепло приветствовал нас:
— Добро пожаловать в «Чинечитта»! Мимо, сто лет не виделись. Счастлив вновь видеть вас, синьора Кампана. Как вам наши студии?
Луиджи Фредди осуществил задуманное. Его мечта соперничать с американцами воплотилась в этом городе вне городских стен, в этой цитадели, ставшей фабрикой грез. Голливуд-на-Тибре, как его вскоре назовут, родился в воображении этого милого, хорошо одетого человека, который беспрестанно улыбался. Но не стоило заблуждаться. «Чинечитта» была оружием. Самым мощным оружием страны, как говорил сам дуче, вложивший в этот проект все ресурсы режима.
— Участок занимает шестьдесят гектаров. Мы предоставляем в распоряжение съемочных групп — как, например, группе присутствующего здесь господина Кампаны — семьдесят пять километров улиц. Если пройти до конца вот этой, — Фредди, указал на бульвар, где мы стояли, — и повернуть направо, вы окажетесь в центре Рима двадцать три века назад. В прошлом году мы снимали там «Сципиона Африканского».
— Ну что? — воскликнул Кампана, торжествуя. — Лгу я или не лгу? Ты в Америке или нет? Теперь можешь всем говорить, что гуляла по бульвару Сансет. А вот, взгляните-ка на это! — Он подошел к апельсиновому дереву, растущему на тротуаре, сорвал плод и бросил его мне. — Настоящие! Здесь все настоящее, или почти!
К нему подошла молодая женщина с блокнотом в руке, что-то шепнула. Кампана кивнул.