— Так, проблема с актером. Если б кино могло обходиться без них, был бы рай. Я вас оставлю. Развлекайтесь! Просто следуйте указаниям Герхарда, когда идет съемка, — заключил он, указывая на встретившего нас человека в комбинезоне.
Только теперь я осмелился взглянуть на Виолу. Ее глаза сверкали. Не от восхищения, не от возбуждения. От ярости. Даже Кампана больше не мог этого не замечать.
— Да ладно, ведь смешно же вышло, нет? Знаешь, сколько людей мечтают здесь побывать? Мы снимаем фильм об Аль Капоне.
— Ты обещал отвезти меня в США.
— У тебя нет чувства юмора, черт возьми. Тебе не угодить. Я часто туда езжу, в эти твои Штаты, и уверяю тебя, все выглядит именно так. Наш главный художник — американец. Какой смысл пускаться в томительное путешествие? Ну ладно, если ты настаиваешь, я отвезу тебя туда.
— Когда?
— Как получится. Обещаю. Нью-Йорк, Сан-Франциско, все взаправду, все, что хочешь. Кони-Айленд, Гранд-Каньон, студии братьев Уорнер. Все будет по полной форме. Хорошо, дорогая? — Он подошел к ней, этаким вечным шармером, несмотря на то что теперь его на шаг опережал живот, и взял жену за руку: — Я прощен? Скажи мне, что я прощен.
Виола вздохнула и выдавила из себя улыбку:
— Да.
— Замечательно. Знаешь что? Видишь вон тот переулок? Мы назовем его в честь тебя. — Он щелкнул пальцами в сторону молодой женщины с блокнотом: — Пригласите художника по реквизиту. Скажите ему приготовить для этого переулка табличку «Улица Виолы Орсини». Режиссеру ни слова. Все равно этот болван ничего не заметит.
Он ушел, поцеловав жену в щеку. Луиджи Фредди с сомнением посмотрел ему вслед и повел нас по бульвару Сансет. То, что я принял за небо, оказалось лишь размалеванным холстом. Мы последовали за Луиджи к скрытому проему и оказались, как и было обещано, в третьем веке до нашей эры. Фредди показал нам немного Древнего Рима и оставил нас перед водоемом, где плавала финикийская галера.
— Возвращайтесь на Сансет, когда все здесь посмотрите.
К вечеру водитель отвез нас назад в отель. Виола, казалось, была в мирном настроении, хотя и немного задумчива. Она ужинала с родными: через два дня все Орсини вместе возвращались домой, а я — со своей сербской княжной, с которой снова стал встречаться. Мы дали телам еще один шанс и, ко взаимному удивлению, испытали совершенно реальное удовольствие. Александра уже не нуждалась в деньгах, в 1935 году она вышла замуж за богатого старика, но поняла, что кроме меня у нее в Риме нет друзей. Вечер закончился в постели, и снова с приятным результатом, поразительным при абсолютной несхожести наших тел — ее рост был метр восемьдесят три. Я курил «Тоскано», голый, как червяк на сентябрьском ветру, когда в дверь мастерской постучали. Была полночь. Опасаясь каких-нибудь новых выходок Кампаны, я накинул на плечи одеяло и спустился открыть дверь. На пороге стояла Виола. Она молча смотрела на меня, я, с недоумением, — на нее. Сзади подошла Александра в чем мать родила.
— Кто это, дор-р-рогой? — спросила она с тем раскатистым «р», из-за которого мужчины теряли головы и изменяли супружеской клятве.
— Все в порядке. Это мой друг. Подожди в спальне.
Александра вернулась наверх, дуясь. На губах Виолы появилась насмешливая улыбка.
— Ты ни в чем себе не отказываешь.
— Золотые слова, она княжна. Что я могу для тебя сделать, Виола?
— Извини, что беспокою в такой час. Я вижу, ты… занят, но я хотела попрощаться. Я уезжаю.
— Знаю. Через два дня. Мы еще успеем повидаться.
— Нет. Я уезжаю завтра, никто не в курсе.
Я посерьезнел и прикрыл за собой дверь.
— Как это — уезжаешь завтра?
— Все кончено, Мимо. Эта жизнь. Я сделала все, что могла. Кампана не изменится. Моя семья тоже. Я уезжаю.
— Куда?
— В Штаты. Завтра утром я сяду на поезд в Геную. Лайнер ходит каждые три дня.
— Ты с ума сошла?
— Нет, Мимо, — ответила подруга, глядя мне прямо в глаза. — Я не сошла с ума.
— Но… на какие деньги?
— У меня есть небольшая сумма. Сниму часть денег в банке.
— У тебя есть собственный счет?
— Нет.
Никогда в жизни я не придумывал план столь быстро.
— Так. Я еду с тобой.
— Ты?
Я убедил ее войти и подождать у меня в кабинете, а тем временем, сославшись на неотложное семейное дело, спровадил Александру — она поверила лишь наполовину. Но княжны не ревнивы — возможно, это доказывало, что она действительно была княжной. Я приготовил кофе и изложил Виоле свой план. У меня есть деньги. Мы отправляемся вместе на первом же лайнере. Как только она обосновывается в Нью-Йорке, я возвращаюсь и уведомляю семью. Виола становится неприкасаемой.