— Наверное, дни такие, у женщин бывает раз в месяц, ну ты понимаешь, о чем я.
Дата выборов приближалась, и теперь нередко мы получали то яйца, брошенные в лобовое стекло, то, что еще досадней, проколотое колесо. Зозо оказался ценнейшим помощником и неизменно возвращал нас на правильную стезю. Пьетра-д’Альба застыла в ожидании, все затаили дух. По обочинам дороги, в полях замедлился темп работ. Крестьяне, опираясь на вилы, задумчиво провожали нас взглядом. Возможно, задавались вопросом, предпочитают ли они короля — прежнего, Витторио-Эммануэле, уже сменил его сын Умберто — или республику: выбор между ними надо было сделать в тот же день.
По возвращении в мастерскую я узнал, что Витторио уезжает на две недели в Геную и вернется только ко дню голосования, а потом снова поедет туда. Они с Анной, постоянно видя друг друга при передаче детей, которые уже не были детьми, взяли привычку подолгу гулять вместе и беседовать. Когда приходило время расставаться, всегда возникал момент небольшого смущения, какое-то непроизнесенное «а может» витало в воздухе. Витторио намеревался воспользоваться этим пребыванием, чтобы выгулять немного мою мать и свою собственную, которые очень подружились, вывезти их из Пьетра-д’Альба. Полупризнанной целью было, если получится, вернуть Анну. Эммануэле напросился участвовать в этой сентиментальной туристической эпопее. Он боялся оставаться один, почти каждую ночь ему снилось, что банда безликих мужчин пытается его повесить. Один парнишка из деревенских взялся развозить почту, пока он не вернется. Моя мать расчувствовалась, уезжая, и снова пролила несколько аметистовых слез, как в 1916 году, когда сажала меня на поезд. Мне пришлось напомнить ей, что она уезжает всего на две недели и будет в часе езды отсюда, но в Италии в каждой поездке есть потенциал легендарного странствия. Витторио по дороге высадил меня перед церковью, потому что я обещал дону Ансельмо чуть подремонтировать одну скульптуру на портале, не снимая ее оттуда. Все равно Виола прекратила поездки. До выборов оставалась всего неделя. Жребий был брошен.
Я вернулся в мастерскую пешком. Это был один из тех чудесных весенних вечеров, когда в воздухе пахнет глицинией и жасмином, даже когда поблизости нет ни того, ни другого. Я вышел из деревни и спускался к плато, когда рядом со мной остановилась машина. Задняя дверца открылась, показался Франческо.
— Залезай.
— Разве ты не в Риме?
— Садись, Мимо.
Я повиновался, убежденный, что он обо всем догадался. Он знал, что я не буду ваять его Пьету, что я решил поручить работу другому. Но за всю дорогу он ничего не сказал, просто смотрел в окно. На перекрестке его водитель свернул направо и высадил нас перед входом на виллу Орсини. Там, омытая пурпурной водой сумерек, уже стояла другая машина, «Фиат-2800». Франческо надел кардинальскую дзукетту и пошел впереди меня в обеденную залу.
На пороге меня ждало изумление. За столом, который не был накрыт к ужину, ждало несколько человек.
Маркиз, маркиза, Стефано. И против них с другой стороны стола — старик Гамбале в окружении двух сыновей. Франческо сел возле брата и указал мне место с краю стола.
— Как продвигается работа над Пьетой? — вежливо спросил он.
— Нормально.
Я настороженно сел и молча обвел всех взглядом. В комнате пахло пчелиным воском. К нему примешивался запах пота, исходивший от Гамбале, которые провели день на своих цветочных полях. Маркиза время от времени прикрывала нос платочком. Но был и другой запах, еще более явственный, — запах финала.
— Мы пригласили тебя, — сказал наконец Франческо, — чтобы поделиться важной информацией. Семьи Орсини и Гамбале наконец примирились. Это мощный символ на заре новой эры.
Гамбале подтвердили его слова кивком — скупые на жесты, бесстрастные жители гор.
— Поздравляю. Я рад за вас, хотя так и не понял, из-за чего вы враждовали.
Наступило долгое, чуть неловкое молчание, затем старший Гамбале произнес хрипловатым голосом:
— Как бы то ни было, а веские причины были.
— Семья Гамбале любезно уступает нам землю, которая отделяет наши поля от принадлежащего нам озера. Таким образом мы сможем не только восстановить акведук и устроить орошение, как захотим, но и использовать половину земли для посадки четырехсезонных лимонов и валенсийских поздних апельсинов, что позволит поднять урожайность на шестьдесят процентов. На другой половине земель мы посадим бергамот, который откроет для нас очень прибыльный парфюмерный рынок.