— А взамен? — спросил я.
— Взамен, — подался вперед Стефано, — Виола должна отказаться от участия в выборах.
Я вскочил. Франческо мрачно взглянул на брата и сделал жест умиротворения. Я уселся на место, тяжело дыша.
— Есть проблема, Мимо. Присутствующий здесь Орацио, — он указал на старшего из сыновей Гамбале, — является кандидатом на выборах в законодательное собрание. Он выдвинулся, потому что группа… инвесторов рассчитывает на его поддержку в прокладке автомагистрали в соседней долине.
— А Виола препятствует проекту, — прошептал я. — И Виола победит.
Орацио что-то буркнул и почесал бородатую щеку. У него было лицо зверя, да он и был зверюгой, но лисьи глазки горели умом.
— Виола не выиграет, потому что откажется в пользу Орацио, — поправил Франческо. — Это соглашение послужит усилению обеих наших семей.
— А что думает сама кандидатка?
Стефано усмехнулся, а его брат вздохнул.
— Ты ее знаешь. У нас с ней был такой же разговор неделю назад. Она несгибаемая. Ты — наш единственный шанс ее переубедить.
— Я? Зачем мне ее переубеждать?
Новые нерешительные переглядывания. Стефано открыл было рот, но Франческо опередил его. Кажется, я уже догадывался, что именно он скажет.
— Потому что инвесторы, о которых идет речь, — это люди, которым нельзя перечить. Мы живем в непростое, но увлекательное время. Мир меняется. Никто не может этому противостоять. Наша задача — сопровождать это изменение.
— Подожди, правильно ли я тебя понимаю?
— Да, были угрозы, — признал Франческо.
Впервые заговорил Орацио:
— Это не просто угрозы. Если вашу сестру изберут… — Он чиркнул пальцем по шее.
Наступила потрясенная тишина, и сам он как будто смутился.
— Заметьте, мы не имеем к этому никакого отношения, — добавил старик Гамбале. — Мы с ними договорились, что Орацио выдвинется в обмен на щедрый вклад в наше дело. Разве мы виноваты, что в Риме вдруг решили пустить женщин в политику, а ваша сестра собралась баллотироваться. Мы ей зла не желаем и сами ее не тронем. Есть правила. Но эти люди… — Он покачал головой.
Я не был наивен и знал, что насильственное объединение страны, которой едва исполнилось семьдесят лет, не обойдется без множества конфликтов. Что люди используют эти конфликты и создают сети. Что война и ее последствия предоставляют этим сетям многочисленные возможности для обогащения.
— Кампана, в принципе, был прав. Вы и правда чертова банда ублюдков.
— Ты судишь предвзято. Мы любим сестру и будем ее защищать. Но ситуация сложная, и есть простое решение.
Я засмеялся.
— Я уверен, что ты так или иначе планировал этот шаг с восьми лет. Скажи мне, Франческо, ты вообще веришь в Бога?
Франческо отвел глаза, скрытые круглыми очками. Не из трусости, а потому, что он уже смотрел вперед и видел гораздо дальше любого из нас.
— Я верю в Церковь, а это то же самое. В отличие от режимов и тиранов, Церковь — явление непреходящее.
— Потому что еще никто не вернулся с того света, чтобы сказать, выполняет она свои посулы или нет. Знаешь что? Мне до смерти надоела ваша психованная семейка. — А потом, поскольку за тридцать лет общения с Орсини все же научился разворачивать ситуацию в свою пользу, я добавил: — И еще я не буду ваять твою Пьету. Ищите другого скульптора.
А поскольку Франческо за тридцать лет общения с Мимо Виталиани тоже научился его понимать, он ответил:
— Виола у себя в комнате.
Дверь была открыта. Виола сидела за столом, погруженная в чтение. Увидев меня, она закрыла книгу и сняла овальные роговые очки, которых я никогда у нее не видел.
— Не знал, что теперь ты читаешь в очках, — заметил я.
Виола не ответила, просто вопросительно посмотрела на меня. Я положил очки на обложку книги, кожаного тома с названием, тисненным золотом, прямо из семейной библиотеки. Это было эссе Джона Локка о человеческом разумении. Комнату освещала только лампа, при которой Виола читала. По стенам медленно карабкалась тьма, съедая зелень, бумажные цветы, бахрому и кисти, целый мир финтифлюшек, вовсе не подходящий Виоле и не изменившийся с момента моего первого эффектного появления в ее спальне.
— А я сижу и думаю, когда же они пришлют тебя, — наконец пробормотала она.
— Виола, я знаю, что ты мне ответишь…
— Если знаешь, давай не будем терять время. Спустись и скажи им, что не смог меня отговорить. — И она снова открыла книгу.
— Ты не понимаешь. Тебя убьют. Или причинят столько боли, что ты сдашься. За этим стоят большие деньги. Можно найти другое решение. Например, ты не снимаешь кандидатуру, но даешь им построить их чертово шоссе.