Д’Аннунцио был поэтом и авантюристом, но не пилотом. Тому, что он благополучно долетел до цели и вернулся живым, он обязан великому летчику Натале Палли. Через несколько месяцев Натале Палли заснет в снегах на склоне горы Мон-Пурри после аварийной посадки и попытки спуститься в долину пешком. И уже не проснется. Он войдет в легендарную когорту тех, кто первым вырвался из тисков земного притяжения. Виола просто хотела сделать то же самое.
С раннего детства Виола хотела летать.
— Ты хочешь летать?
— Да.
— На крыльях?
— Да.
— Я никогда в жизни не видел самолета. Я никогда не видел, чтобы человек летал. С чего ты думаешь начать?
— Я собираюсь учиться.
— Родителям говорила?
— Да.
— И они согласны?
— Нет.
Виола вызывала у меня досаду. Странные облака усеивали небо, их призрачные тени как пальцы шарили по кладбищу.
— Ну и как ты полетишь, если надо учиться, а родители не хотят?
— Мои родители старые люди. Я не возраст имею в виду. Они из другого мира. Они не понимают, что завтра все мы будем летать на самолетах так же легко, как сегодня ездим на лошадях. Что женщины будут носить усы, а мужчины — украшения. Мир моих родителей мертв. Ты вот боишься ходячих мертвецов — тебе стоило бы бояться их. Человек мертв, но продолжает ходить, потому что никто не сказал ему, что он умер. Вот почему этот мир опасен. Он рухнет и погребет под своими обломками других.
— Ты не хочешь уйти куда-нибудь? Тучи какие-то странные.
— Это не тучи, это высококучевые облака. Я не буду убеждать родителей отпустить меня в университет: мольбами их не возьмешь. «Я вот не училась, — сказала мне мама, — и посмотри, где я сегодня». Она родилась баронессой, а закончила жизнь маркизой. Вот такие высокие мечты. Нет, я должна им показать. Доказать, что я серьезно. Я хочу летать сейчас. Во всяком случае, как можно скорее.
— Как?
— Я занимаюсь этим уже два года. Я прочитала все, что смогла найти, посмотрела первые наброски Леонардо и думаю, можно сделать что-то вроде крыла. Нет нужды улетать далеко. Главное — продержаться метров сто, двести. Тогда все заткнутся. Обо мне узнают. Меня допустят к учебе в мужскую школу.
— А нельзя ли выбрать что-то другое? Попроще? Ты и так уже путешествуешь во времени, можешь обратиться в медведя, и тебе все мало?
— Это одно и то же. Все связано.
— Я не понимаю.
— Мне просто нужно, чтобы ты мне помог. Поймешь потом.
— Я скульптор, Виола. Я бы помог тебе, но…
— Ты говорил, что Витторио работает с деревом? Мое крыло будет сделано из дерева и ткани.
Просто нужно найти правильный баланс между жесткостью и легкостью и спроектировать систему крепежа и балансировки. Ну, шкивы и веревки, — пояснила Виола, видя мое ошеломление. — Проект Леонардо имеет недостаток — требует сверхчеловеческой силы. Странно, что такой проект создал человек, разбиравшийся в анатомии. Наше крыло будет легче построить еще и потому, что я сама легкая. Ты ведь согласен, что я легкая, да?
— Ты очень легкая. Но вот идея твоя… совершенно безумная.
— Экспедицию Д’Аннунцио пресса тоже называла безумным полетом! Так ты со мной? Ты поможешь мне совершить полет?
— Да, — ответил я, вздохнув.
— Поклянись.
— Клянусь.
— Еще раз.
— Клянусь, сказал же. Хочешь, чтобы мы плюнули, перемешали слюну и поклялись по всей форме?
— Взрослые только и делают, что лижутся, смешивают слюну! Что не мешает им предавать и резать друг друга целыми днями. Мы поступим по-другому.
Она взяла мою руку и положила себе на сердце. Это одно из сильнейших потрясений в моей жизни. У нее не было груди и никогда по-настоящему не будет, но эта несуществующая грудь заполняла мою ладонь так же верно, как реальная грудь женщин, которых я узнал позже. Она тоже положила руку мне на сердце.
— Мимо Виталиани, клянешься ли ты перед Богом, если Он есть, помочь Виоле Орсини взлететь и никогда не дать ей упасть?