Хотели позвонить мэру, но он смылся, чтобы не вставать на чью-либо сторону. В два часа ночи из-за дома выехал всадник и во весь опор устремился в сторону Генуи. Тем временем бунтовщики обсуждали свои требования с маркизом и Стефано. Первый соглашался немного повысить расценки, второй кричал всем, кто слушал, что семья не уступит ни лиры и что он отправит в ад любого, кто выступит против него. Стороны обзывали друг друга: одна — тыловыми крысами и капиталистами, а другая — большевистской заразой. Перед рассветом пыл немного утих: революция штука утомительная, нужно было поспать. Рано утром переговоры возобновились. Сгорело около пятидесяти деревьев, и изумленные жители деревни открыли для себя неведомый цвет — пепельно-серый. Прибыли Гамбале, отец Артуро и двое его сыновей и предложили себя в качестве переговорщиков. Стефано Орсини передал им, что скорее сдохнет, чем будет беседовать с Гамбале. Старший, Орацио, вышел вперед и сказал, что с радостью поможет ему в этом деле. Переговоры прервала возникшая на горизонте пыльная туча.
Я как раз вернулся после недолгого отдыха и находился на месте. С момента приезда сюда я считал Пьетра-д’Альба призрачным раем, где, конечно, устраивают публичные порки, но в целом люди защищены от потрясений, разрывающих на части планету. В то утро я осознал ошибку. В конце концов, мы с матерью были не так далеки друг от друга, как мне казалось. Из наших окон был виден один и тот же пожар.
Облако пыли растянулось, появилась колонна примерно из десяти транспортных средств, все они были моторизованные. При виде их Гамбале испарились. Колонна свернула на дорогу, ведущую к вилле Орсини, и устремилась навстречу толпе. Первая машина смела бунтовщика, который пытался преградить ей путь. Он скатился на обочину и больше не встал. Из машин выпрыгивали мужчины, некоторые в темных рубашках: одна из первых squadre d’azione, штурмовых бригад, состоящих из фашистов, сумасшедших, ветеранов, всех тех, кто считал, что у них украли победу, и кто потом установит в Италии царство террора. Стефано в последние два года поработал на славу. Он обладал одним несомненным талантом: умел дружить с нужными людьми.
Сквадристы вклинились в толпу протестующих как штык. Крики возобновились, раздались выстрелы. Я не остался смотреть, что будет дальше. На следующий день в деревне поползли слухи о восьми погибших, все они были поденщиками. Тела их так и не нашли. Кто-то шепотом предположил, что их отвезли в лес и скормили какому-то медведю. Абзац снова стал странно смотреть на Виолу, но через несколько дней это прошло. Мэр выступил с публичной речью. С сожалением отметил недавние прискорбные инциденты, а ведь мир едва вышел из страшной варварской бойни. «Война, — призвал собравшихся глава администрации, — должна хотя бы привить нам достоинство и любовь к прямоте. Будет проведено тщательно расследование, справедливость восторжествует».
Война окончена! Война окончена!
Расследование проводить не стали.
Нам с Виолой по пятнадцать лет. Рядом с нами восемнадцатилетние Абзац и Эммануэле. И, конечно же, Гектор. Он сейчас отправится в полет — храбрый, бравый Гектор, с его широкой чуть глуповатой улыбкой. Вот он взлетел, набрал скорость, подстегиваемый нашими радостными криками. Потом крыло дрогнуло, резко нырнуло и опрокинулось. Гектор рухнул в парусину и запутался в ремнях. Мы кричали ему: «Выравнивай! Снимай крен!» — но все было напрасно. Гектор оставался глух, а Виола, как хороший инженер, уже понимала, что ее крыло не работает.
Мы нашли тело только назавтра. К счастью, это было воскресенье, единственное время на неделе, когда Виола могла присоединиться к нам днем, потому что никто не обращал на нее никакого внимания. Ее отец объезжал имение, мать писала письма. Стефано плел свои интриги в каком-нибудь городе, агитировал таких же бешеных, как он сам. Никто не знал, на что или на кого он так злится. Стефано родился в ярости.
Крыло обнаружилось в лесу под деревней, расколотое на три части, с изодранной обшивкой. Гектор лежал, раскинув руки, в запахе перегноя и грибов. Зрелище было не из приятных. Череп раскололся от удара о камень. Где-то вдали заиграл духовой оркестр. Музыканты репетировали выступление к первой годовщине окончания войны, и это напоминало нежданную панихиду по погибшему товарищу. Гектору, пятому члену нашей группы. Грустно было видеть его таким, пусть даже одной из его особенностей, помимо непреклонной храбрости, было бессмертие. Мы создали Гектора, имитируя вес и баланс человеческого тела. Его добродушная тыквенная башка, украденная Виолой из семейного подвала, несколько недель следила за нашей работой из угла сарая. Его тело было сделано из старой одежды и сколоченных дощечек.