— Нет… — прошептал я.
Под крики «виват!» юноша в твиде неуклюже шагнул вперед и протянул руку Виоле. Виола уставилась на него, тяжело дыша, и в панике оглянулась на толпу. Мне хочется верить, что в тот момент она искала меня. Отец с ласковой улыбкой подтолкнул ее к юному Эрнсту, который все еще протягивал ей руку, но как-то без особой радости. Виола взяла руку, не глядя на ее владельца.
— Этот союз тем более ценен, что он сделает будущее поколение, детей наших детей, одним из влиятельнейших семейств в стране, судьба которой слишком часто оказывается в руках людей некомпетентных.
Я обратился к Франческо:
— Но вы же не заставите ее выходить за него замуж?
— А почему бы и нет?
— Ей всего шестнадцать! Ей еще столько нужно совершить!
— Извини, но ведь ты, мне кажется, знаешь ее только с сегодняшнего утра, или я ошибаюсь?
— Нет. Я ее не знаю. Просто у меня… такое впечатление.
— Я понимаю. Виола всегда производит сильное впечатление.
— Благодаря этому союзу, — еще громче провозгласил маркиз, — и как символ наших общих высоких устремлений, станет возможным еще один великий проект! Я с огромной радостью сообщаю вам, что не позже чем через два года в Пьетра-д’Альба придет электричество!
В других обстоятельствах меня, возможно, позабавил бы контраст между слугами, которые слушали разинув рты, и гостями, которые встретили объявление вежливыми хлопками. Они в большинстве своем были жителями крупных городов, а для таких людей выключатель уже не казался чудом. Они не понимали, как невероятно сложно технически подключить такую отдаленную местность, как наша, — скорее всего, потому что по сути ничего не понимали в электричестве.
— Бог хранил и приумножал богатства наших семейств, дабы и мы отдавали взамен, — подытожил маркиз. — Чтобы мы освещали путь, и не только метафорически, всем тем, кто вверен нашей опеке…
— Еще немного, и отец возомнит себя Богом, — прошептал мне Франческо и подмигнул.
— Итак, через два года в этих самых садах загорится первый уличный светильник. А пока пейте, танцуйте и веселитесь в честь нашей дочери Виолы и юного Эрнста! Сегодня вечером прославленная семья Руджери дарит вам фейерверк.
Я вышел в сад и сел на скамейку. Из гостиной доносились чуть приглушенные звуки оркестра, всплески вальса.
Скотская, тошнотворная балаганная музыка с дунайских берегов звучала в честь семьи, упакованной в твид. Значение союза с ними совершенно не поддавалось моему разумению. Но одно было ясно: Виола не пойдет учиться в университет. Не будет летать. Или ходить слушать мертвых. Не будет держать меня на плаву, толкать вперед, все дальше, к тем уже близким берегам, где нас с ней встретят и будут чествовать, как королей. Я уже шел ко дну.
Ночь опустилась на плато, тьма легла на стены поместья. Я никогда не был так близко от комнаты Виолы, за исключением того дня, когда туда шлепнулся. Ее окно возвышалось тремя этажами выше, черное и пустое.
— Простите, падре, — сказал я, когда мимо меня снова прошел Франческо. — Вы не видели Виолу?
— Я еще не падре, я всего лишь семинарист. И нет, я с тех пор не видел сестру. — Он жестом подозвал управляющего: — Сильвио, вы видели синьориту Орсини?
— Нет, сударь. Полагаю, что она с вашими родителями.
Я прочесывал гостиные, твердо решив поговорить с ней начистоту, когда окна содрогнулись от взрыва. Наступила испуганная тишина, а потом, когда в небе распустился первый огненный цветок, раздался восторженный гул. Начался фейерверк. Все хлынули в сад, невольно увлекая за собой меня. Руджери, самые известные в мире производители пиротехники, расцвечивали тьму пламенными грезами, светящимися цветами с пурпурной пыльцой, синими, красными и зелеными тычинками, и затмевали звезды при помощи того же черного порошка, которым они же всего год назад начиняли пушки. И вдруг, после одного особенно эффектного снопа ракет, чей-то голос воскликнул:
— На крыше человек!
Следующая вспышка высветила фигуру. Такую знакомую и любимую. Виола стояла чуть ниже конька, облаченная в самый экстравагантный вечерний наряд, какой когда-либо видали люди, он соединял в себе все оттенки зеленого, и его огромный шлейф местами переливался и вспыхивал от небесных взрывов. Это было летающее крыло, которое она непонятно когда успела забрать в сарае, наверное накануне. Последний и единственный шанс утереть нос всем этим людям, объяснить им, что ей, Виоле, уготована необыкновенная судьба.
Гости в смятении переглядывались. Повсюду витал дух беспокойства и пороха. Раздался голос маркиза: