Виолу отнесли в дом через заднюю дверь, тем временем гостей вежливо провожали кого до машины, кого в отведенные им покои. Эрценберги уехали сразу после происшествия, не сказав ни слова. Смысл ясно читался и так: их сын Эрнст, прыщавая зеница их ока, не женится на чокнутой, даже если эта чокнутая жива.
Виола еще дышала, когда ее нашли, — это по слухам, но когда ее принесли на виллу, некоторые дамы лишились чувств. Шептали, что зрелище было не из приятных. Машин хватало, и, за неимением лучшего, привезли врача-алкоголика из соседней деревни. Я вернулся в мастерскую, убитый тревогой. Абзац, теперь уже девятнадцатилетний, силился не плакать. На следующий день Анна — она работала дополнительной горничной у Орсини во время больших приемов — сообщила нам, что Виола не пришла в сознание. Ее перевезли в больницу в Генуе.
Дядя после фейерверка смотрел на меня искоса. Прошло три дня, но никто так ничего и не знал. Мы больше не видели никого из Орсини, все приказы отдавались через управляющего Сильвио. Обслуга тоже не говорила ни слова, — даже если бы они и захотели, у них не было ни малейшей информации. Мы только знали, что маркиз и маркиза ведут долгие дипломатические переговоры и восстанавливают свою репутацию, но исключительно в эпистолярной форме, поскольку телефония до Пьетра-д’Альба еще не дошла. Курьеры прибывали и убывали в течение часа — невиданная в наших краях ажитация.
Однажды утром дядя указал на машину и велел мне присоединиться к нему вместе с чемоданом.
— Куда мы идем?
— Объясню по дороге. Ты выполнишь мое поручение.
Гадая, что меня ждет, я запихал кое-какие пожитки в чемоданчик, когда-то привезенный из Франции, и мигом кинул его на заднее сиденье «ан-сальдо». Автомобиль рванул с места, свернул в сторону Пьетра-д’Альба, бибикая, пролетел деревню и направился по дороге в Савону.
— Ты едешь во Флоренцию! — сообщил он, перекрикивая шум двигателя.
— Я не хочу во Флоренцию! Я хочу остаться рядом с Виолой!
— Э? Чего-чего?
— Я не хочу во Флоренцию!
— Ты выберешь для меня два прекрасных каррарских блока от Филиппо Метти! Маркиз заплатил мне в три раза больше, чем стоил блок, который ты использовал, плюс добавил за работу. В конце концов неплохая вышла сделка, хотя еще раз браться за такое я тебе не советую. И не спеши, смотри внимательно, чтобы тебя не надули!
Он высадил меня на станции Савона Летимбро и ушел, вручив мне конверт для человека по имени Метти.
— Вексель в уплату. Только если блоки того стоят. Внутри обратный билет с открытой датой. И не жмотничай, если нужно задержаться на день, задержись. Внимательно проверь, чтобы на мраморе не было трещины. И смотри, чтобы тебе не всучили французского.
В то время вокзалы были красивыми. Этому красоты добавляло еще и то, что через несколько улиц начиналось море. Четыре года назад я воспринимал Средиземное море просто как массу синей воды. Благодаря Виоле оно покрылось пунктирами маршрутов, дарило жизнь и уносило жизни, в нем зрели смерчи и землетрясения, те самые, что измерялись знаменитой шкалой Меркалли, которую Виола знала наизусть. Она могла объяснить, где водятся arbacia lixula и где tripneustes ventricosus. «Черный морской еж и белый морской еж, дурачок». Мир без нее, конечно, выглядел проще. Только отчего-то щипало глаза.
Легко догадываюсь, о чем шептали под навесами, в альковах, о чем возмущенно шипели под прикрытием креповых вееров: «Младшая из Орсини сочла, что лучше покончить с собой, чем выйти замуж за прыщавого австро-венгерца». Во-первых, после случившегося годом ранее присоединения Трентино и Альто-Адидже к Италии этот самый прыщеносец был уже не австро-венгерцем, а итальянцем. И потом, я знал младшую из Орсини, как никто другой. Мы были космическими близнецами. Я знал: совершая прыжок, Виола твердо верила, что крыло понесет ее по воздуху.
Проведя в пути восемь часов, я высадился во Флоренции.
Меня там как будто никто и не ждал. Я стоял перед станцией, подпрыгивая на месте, чтобы согреться. Заиндевелая копоть покрывала крыши. Город, возбуждающе непохожий на Пьетра-д’Альба, где в такой час люди уже захлопывали ставни, чтобы прижаться к скупому огню, гудел. Через дорогу мимо «Гранд-отеля Бальони» проплывала вереница автомобилей и фиакров.