— Я не могу подарить это Кастель-Гандольфо, — сказал Пачелли.
Франческо побелел. Потом епископ повернулся ко мне: в глазах у него стояли слезы.
— Но я оставлю статую себе. Оплачу из личных средств. Эта работа слишком… смела для некоторых из нас. Я ее понимаю. Я понимаю вас, господин Виталиани. — Он развернулся, не добавив ни слова.
Франческо слегка кивнул мне, слегка улыбнулся и последовал за ним.
Число моих заказов резко возросло. Монсеньор Пачелли при каждом удобном случае показывал статую друзьям и посетителям, и, я думаю, делал это не ради хвастовства. Количество клиентов заставило меня удвоить персонал мастерской, чтобы обеспечить выполнение одной только работы на вилле папы Пия IV, а через полгода я перестал принимать заказы вообще. Я дал согласие на шестнадцать крупных работ, чье выполнение займет у меня шесть лет, — по большей части статуи на религиозные темы или связанные с гербом или историей той или иной семьи. Мои ученики делали черновую обтеску камня, затем подключался Якопо под моим надзором, потом я сам переходил от работы к работе и заканчивал. Мои котировки резко возросли, когда я объявил, что больше не беру заказов. Вот тут-то все меня и захотели! Раньше всем было наплевать, меня игнорировали, всю предыдущую жизнь я выпрашивал работу. И вдруг в мгновение ока я стал нарасхват. А все потому, что выучил новое слово. «Нет». Эти три буквы обладали немыслимой силой. Чем больше я отказывал и чем жестче это делал, тем больше все хотели меня, скульптора Орсини — теперь меня называли только так.
Однажды утром, выйдя из мастерской, я увидел, что ко мне направляется мужчина в форме шофера. Он жестом пригласил меня в новенькую машину «Альфа-Ромео RL», припаркованную чуть дальше, прямо посреди улицы. С заднего сиденья махал Франческо.
— Куда мы едем? — спросил я, садясь с ним рядом.
— Ей-богу, понятия не имею.
— Как так — понятия не имеешь?
— Да потому что это твоя машина, а Ливио — твой шофер. Подарок семейства Орсини.
Он рассмеялся моему очумелому виду, похлопал меня по плечу и вышел из автомобиля. В тот же вечер я написал очень короткое письмо матери: «Дорогая мама, в этом году мне исполнится двадцать лет, у меня есть своя машина и шофер. Как жаль, что не могу покатать вас с папой по Риму».
Я много часов проводил в мастерской, но снова увлекся чтением. Недалеко от моего жилья располагалась библиотека, и я попросил заведующую подбирать для меня книги — самые разные, на ее вкус. Она сначала растерялась, а потом стала выполнять странную задачу, хотя и не с таким блеском, как Виола, но очень старательно. Прессу я читал редко, но все равно новости доходили, их целыми днями комментировали клиенты или ученики и никогда — Франческо. Выборы в апреле 1924 года привели в парламент подавляющее большинство фашистов — ожидаемый результат, учитывая то, как запугивали сквадристы любых оппозиционеров. Никто не осмеливался открыть рот. Никто, кроме молодого депутата по фамилии Маттеоти, который потребовал пересмотра результатов выборов. В конце июня он исчез. В середине августа его разложившийся труп был найден в лесу недалеко от Рима. Я помню эту фотографию: карабинеры, несущие тело, и полицейский на переднем плане слева — судя по всему, человек бывалый — закрывает нос платком. Шестьдесят лет прошло, а я все еще чувствую запах этой фотографии. Фашисты возмутились: как можно заподозрить их в чем-то подобном! А потом в январе 1925 года Муссолини заявил: «Если фашизм был союзом преступников, то я — глава этого союза преступников». После этого все заткнулись окончательно, фашистам придумали оправдания, и многие стали говорить, что Маттеоти сам нарвался, ну что ему не сиделось спокойно. Ведь и фашистов можно понять: он их просто смешал с грязью.
Меня эти события едва затронули по касательной. Я же художник! Не мне, с моим ростом метр сорок, судить свысока и требовать каких-то перемен. Я сдал одну статую, потом две, потом три. Ученики теперь могли браться за более сложные реставрации под моим руководством, и я открыл запись на два новых заказа, поручив выбор Франческо и обогатив того в единственной ценимой им валюте — влиятельности. Два десятка потенциальных клиентов яростно боролись за место в журнале моих заказов.