Восстание длилось три дня. Люди не сходились ни в чем, кроме того, что война надоела. В конце концов правительство всех примирило, открыв огонь из пулеметов, и все быстро отрезвели, увидев пять десятков погибших. Я окопался в мастерской. Однажды вечером — только-только вернулось спокойствие и немного — хлеб — дядя Альберто пришел домой веселее обычного. Сначала для виду замахнулся и стал хихикать, глядя, как я ныряю под стол, а потом приказал мне взять перо и записать под диктовку письмо к его матери. От него пахло винищем, которое разливали на ближайшем перекрестке.
Мамуля!
Я получил денежный перевод, который ты мне послала. Теперь я смогу купить ту маленькую мастерскую, о которой писал тебе на Рождество. Это в Лигурии, так что буду ближе к тебе. В Турине работы нету. А там рядом замок, всегда нужно что-то чинить, и церковь, власти за нее держатся, так что будет работа. Тут я все продал, недорого, ну да ладно, только что отписал мастерскую паскуде Лоренцо и скоро уеду с засранцем Мимо. Напишу тебе из Пьетра-д’Альба, твой любящий сын.
— И сделай-ка подпись пошикарней, pezzo di merda, — заключил дядя Альберто. — Такую, чтоб видно было: я на коне.
Когда я вспоминаю то время, мне даже странно: я не был несчастен. Я был один, не имел ничего и никого, на севере Европы выворачивали с корнем леса, засевая землю мясом с картечью пополам, оставляя там и сям снаряды, которые спустя годы разорвутся под ногами у невинных туристов, создавали такую разруху, что позавидовал бы сам Меркалли со своей жалкой шкалой всего-то в двенадцать баллов. Но я не был несчастен, я констатировал это ежедневно, молясь личному пантеону кумиров, которые менялись на протяжении всей моей жизни и позже включали в себя даже оперных певцов и футболистов. Возможно, потому что я был молод, дни мои были прекрасны. Только сейчас я понимаю, насколько краше дни в предчувствии ночи.
Аббат покидает свой кабинет и начинает спускаться по Лестнице мертвых — она не зря носит такое название. Через несколько мгновений он встанет у одра человека, умирающего в приделе. Братья передали ему, что час близок. Он поднесет к его губам хлеб жизни.
Падре Винченцо проходит сквозь церковь, не глядя на фрески, минует портал Зодиака и оказывается на террасах на вершине горы Пирчириано, с высоты которой аббатство обозревает весь Пьемонт. Впереди — руины башни. Легенда гласит, что однажды с ее вершины, спасаясь от вражеских солдат, спрыгнула молодая крестьянка, прекрасная Альда, и ее поддержал святой Михаил. Потом она загордилась и решила повторить свой подвиг перед жителями деревни — пусть все увидят! — и разбилась о камни. То же случилось в четырнадцатом веке и с самой башней, подкошенной одним из землетрясений, которые постоянно поражают этот регион.
Дальше в землю уходит несколько ступеней, огороженных цепью и табличкой «Прохода нет». Аббат перешагивает их с ловкостью, похвальной для его возраста. Этот путь не ведет в придел, где ждет его умирающий. Прежде чем сойти к нему, священник хочет увидеть ее. Ту, из-за которой он иногда не спит по ночам, опасаясь вторжения злоумышленника или чего похуже. Никогда не знаешь, что может случиться. Как в тот раз, пятнадцать лет назад, когда брат Бартоломео застал человека перед последними воротами, закрывавшими к ней доступ. Мужчина, американец, выдавал себя за заблудившегося посетителя. Аббат сразу его раскусил: он чуял ложь издалека — ею пропахли все исповедальни. Ни один турист не мог случайно спуститься так глубоко в основание Сакра-ди-Сан-Микеле. Нет, этот человек оказался там, потому что до него дошла молва.
Аббат оказался прав. Через пять лет тот же человек вернулся с официальным разрешением по всей форме, подписанным каким-то шишкой из Ватикана. Ему открыли дверь, и список тех, кто созерцал ее, немного удлинился. Леонард Б. Уильямс — так звали этого профессора из Стэнфордского университета в Калифорнии. Уильямс посвятил свою жизнь пленнице Сакры, пытаясь разгадать ее тайну. Он опубликовал монографию о ней, несколько статей, а затем замолчал. Его блистательные изыскания спали на забытых полках. Ватикан правильно все рассчитал, оставив эту дверь открытой, как будто там нечего и скрывать. На долгие годы воцарилось спокойствие. Но в последние несколько месяцев монахи сообщали о появлении туристов, а на самом деле совсем не туристов, а ищеек. Их узнаешь из тысячи. Снова что-то затевалось.