Сильвио открыл дверь и улыбнулся, узнав меня, — раньше такого не случалось. По привычке я позвонил в заднюю дверь, но он провел меня через сад к главному входу. Медведь, которого я изваял для Виолы, все еще стоял возле пруда. Миновав его, я поневоле критически отметил какие-то решения шестнадцатилетнего Мимо. Движение, конечно, было схвачено, но утрировано. Теперь я мог выразить больше и гораздо меньшими средствами.
— Я предупрежу синьору маркизу.
Появилась синьора маркиза: всего лишь несколько лишних морщинок и по-прежнему черные волосы. Орсини знали, что такое признательность, и понимали, как я способствовал престижу их семейства.
— Я позову Виолу. Вы помните мою дочь, синьор Виталиани? Это для нее вы изваяли статую медведя в саду.
Ничто так не убедило меня в моем жизненном успехе, как этот момент, та доля секунды, когда в глазах маркизы я перешел из статуса ужасного маленького существа, способного изнасиловать ее драгоценное дитятко, в статус художника, достойного самых знаменитых гостиных.
— Я помню. И был бы счастлив увидеть ее снова. А пока могу ли я воспользоваться вашим телефоном? Мне нужно позвонить вашему сыну Франческо.
Маркиза отвела меня в телефонный салон и оставила под лепниной. Ожидая соединения, я заметил, что стены отремонтировали. Трещины и пятна от сырости исчезли. Замазка на окнах выглядела белой и эластичной. Охапка свежесрезанных пионов в вазе уже клонилась под лучами, бьющими сквозь новые оконные стекла.
В начале разговора Франческо был в ярости: что со мной происходит, как я мог исчезнуть без предупреждения, никто не знает, где я, он искал меня по всему Риму. Я рассказал ему о своем решении работать из Пьетры, и он сразу успокоился. Он не хуже меня знал, какую выгоду представляет мое отдаление от римских соблазнов. Почувствовав, что ситуация меняется в мою пользу, я попросил его провести мне телефон и пообещал впредь работать с большей производительностью. Ему также следует доставить мне несколько новых блоков мрамора — до Каррары не так близко. Наконец, мне понадобится здесь один подмастерье и Якопо. Я буду работать на две мастерские, но в римскую приезжать только по мере необходимости. Он возьмет на себя труд успокоить сицилийского заказчика — мне нужно еще несколько месяцев, чтобы сдать четвертого ангела. Если покупатель выразит недовольство, я возмещу ему траты с процентами, а его надгробие продам другому клиенту за двойную цену.
— Мимо! — сказал он, когда я собирался повесить трубку.
— Да?
— Ты знаешь, что мой отец плох.
— Мне сказали. Очень сожалею.
— Он поправится. Но силы вернутся к нему не полностью. Стефано де-факто становится главой семьи. И в этом качестве именно ему ты должен давать отчет. Но при малейшем вопросе, при малейшем… сомнении ты обратишься ко мне, договорились?
— По рукам.
— Мы скоро увидимся на вилле. А пока будь уверен: мы с монсеньором Пачелли работаем на тебя.
— А я работаю на Орсини.
— Нет, Мимо, ты работаешь во славу Всевышнего, а мы лишь Его смиренные слуги.
— Но доля Его славы ложится и на вашу семью, разве нет? — Я сказал это с иронией, потому что серьезность Франческо всегда меня раздражала.
Франческо вздохнул:
— А если и так, то кто я, чтобы противостоять Его воле?
Виола ждала меня в большой гостиной, где много лет назад было объявлено о ее помолвке.
— Виола, это синьор Виталиани. Ты помнишь юного скульптора, который сделал мишку на твое шестнадцатилетие?
— Да, я помню, — с вежливой улыбкой отвечала дочь.
— Конечно, что я говорю глупости, он же такой… — Она чуть не сказала «узнаваемый». Но с ловкостью, сделавшей когда-то дочь мелкопоместного дворянина маркизой, без заминки договорила: — Талантливый.
— Мне хочется свежего воздуха, мама. Я прогуляюсь по саду. Вы можете сопровождать меня, если хотите, синьор Виталиани.
Спустя одиннадцать лет после первой встречи с Виолой я мог публично показаться с ней рядом. Одиннадцать лет конспирации. Впервые солнце пригрело нашу измученную, шаткую дружбу, дружбу полуночников, наконец-то вышедшую на свет божий. Когда Виола вернулась, одетая для прогулки в легкий плащ, она опиралась на трость — деревянную палку, увенчанную серебряным набалдашником. Я сделал вид, что не заметил ее.