— Кто бы говорил! Ты не сдюжил обрюхатить даже мою сестру!
— Синьоры… — вмешался Фредди, обеспокоенно взглянув на меня.
Я видел, как Стефано слетал с катушек и по менее серьезному поводу. Но здесь я не встревал по той простой причине, что Кампана меня раздражал, к тому же я хорошо выпил. Да и адвокат вполне мог сам себя защитить.
— Я бы, как ты говоришь, обрюхатил твою сестру, если бы она сама хоть как-то шевелилась.
— Вам стоит говорить о Виоле с большим уважением. Обоим.
Стефано и Кампана оглянулись, удивленные моим вмешательством.
— О, — произнес адвокат. — Да у нее тут рыцарь. — Он окинул меня взглядом, который я хорошо знал: смерил с головы до ног, благо расстояние было небольшое.
— Ты, что ли, глаз на нее положил, малыш? — процедил он.
— Назови меня еще раз малышом, и увидишь.
Неожиданно Стефано осклабился и потряс пустым стаканом:
— Ах, женщины! Одни неприятности! Будет вам ссориться из-за пары сисек, не о чем говорить! Тем более у моей сестрицы!
— Вот уж правда, говорить не о чем, — насмешливо сказал Кампана.
Фредди увидел, как моя рука сжала бокал. Он был умный человек и быстро прикинул, что я могу сделать, например швырнуть бокал в лицо Кампаны, и другие варианты до бесконечности: что стекло рассечет тому щеку или что я промахнусь и наброшусь на Кампану в довершение драки… Он положил ладонь мне на руку и взглядом приковал к креслу. Слуга обошел нас еще раз, Стефано поворошил угли в камине. С явным облегчением Фредди улыбнулся мне:
— Все говорят, что вы очень талантливый скульптор, господин Виталиани.
— Ну и пусть говорят, — буркнул я.
— Режиму нужны такие люди, как вы. У народа нет воображения. Его надо впечатлять. Дать ему увидеть воочию нового человека, прикоснуться к нему. У нас с гениальным изобретателем беспроволочного телеграфа, великим Маркони есть проект, о котором я пока не могу говорить. Я думаю, и вы могли бы внести свой вклад в прославление страны. Вам было бы интересно работать на нас? Дуче щедро вознаграждает своих ученых и артистов.
То ли я был пьян, то ли действительно любил деньги, то ли Фредди по-своему был провидцем, да и вроде бы тоже не сильно любил Кампану, а уж я и подавно, а может, совсем по другой причине, но я ответил:
— Почему нет?
На следующий день после обеда к нам явилась Виола. Она влетела в мастерскую, когда мы с Абзацем пили кофе, прежде чем вернуться к работе.
— Мне нужно поговорить с Мимо. С глазу на глаз.
Абзац спокойно отставил чашку и пошел на улицу. За спиной у Виолы он насмешливо глянул на меня и махнул рукой по горлу, будто полоснул бритвой, а потом исчез.
— Что я опять сделал?
— Значит, понимаешь, что сделал что-то не так? — съязвила она.
— Если речь идет о вчерашней стычке с твоим мужем, то, по-моему, он вел себя грубо. И не просто грубо — вульгарно.
— Мне показалось, ты сам много выпил и тоже не модель для подражания. Не думала, кстати, что ты станешь так пить. При таком дяде…
— Ты пришла меня воспитывать?
Виола открыла рот, закрыла его и вздохнула. Ее плечи чуть поникли.
— Посмотри на нас. Ты лишь месяц дома, а мы уже ссоримся.
— Твой муж проявил ко мне неуважение. И к тебе тоже.
— Мимо. Ты мне нужен. Но не чтобы защищать меня, понимаешь?
Я надулся, и по ее лицу скользнула тревога. И вдруг передо мной снова стояла двенадцатилетняя, шестнадцатилетняя Виола, та девочка, что откликалась на все, ужасаясь или восторгаясь.
— Не заставляй меня выбирать между мужем и тобой.
— Все в порядке, не волнуйся.
— То есть ты извинишься перед ним?
— Извиниться? Лучше умру.
В конце дня я отправился на виллу Орсини и принес Ринальдо Кампана свои тошнотворно неискренние извинения. Он принял их с таким же поразительным лицемерием, и мы расстались, пожав друг другу руки и ненавидя друг друга как никогда.
Луиджи Фредди сдержал обещание. В мае 1923 года, воспользовавшись моим присутствием в римской мастерской, он посетил меня вместе со Стефано. Режим приступал к строительству гигантского здания в Палермо, символа своих амбиций, оды новому человеку, которым меня дни напролет доставали все кому не лень, при этом я так и не понял, что в нем такого нового, если он пьет, ссыт, убивает и врет точно так же, как старый! Палаццо делле Посте, здание из бетона и сицилийского мрамора, окруженное тридцатиметровой колоннадой, поручили создать архитектору Маццони, роспись внутри — Бенедетте Каппа, между прочим супруге изобретателя футуризма Маринетти. А футуризм — это Виола. Фредди предложил мне создать пятиметровый ликторский пучок, который они хотели установить возле торца здания, за пятьдесят тысяч лир, на которые можно безбедно жить целый год. Но я не зря проработал шесть лет в Риме и потому ответил: