— Чем же ты недоволен? Она играет свою роль отлично.
— Действительно. Виола сумела повзрослеть. Что не меняет того факта, что ты нужен нам сегодня — и ради нее тоже. Кампана скажет полиции, что был с тобой. Поступай как хочешь.
На следующий день утром в дверь моего кабинета постучала полиция. Я открыл и удивился: «Что я делал накануне? Так, дайте подумать. Я весь день работал, а вечер провел со своим другом Ринальдо. Да, с Ринальдо Кампана, а что?» Карабинеры ушли совершенно довольные, и больше мы никогда не упоминали об этой истории. Меня злило, что я помог этому ублюдку выкарабкаться, но я быстро убедил себя, что все сделано ради Виолы, чтобы избавить ее от нового унижения. Но я сделал это из страха, что иначе иссякнут заказы. Хотел сохранить все, чего добился, ничем не спугнуть восхождение, купленное дорогой ценой. Вот так я осуществил свою самую нелепую, самую заветную мечту. Я стал одним из Орсини.
«Ну, сначала я посмотрел на эту статую, она красивая, конечно, хотя, так-то подумать, что я в этом смыслю? Пошел я на нее взглянуть, потому как о ней говорили в городе, я-то в искусстве не сильно разбираюсь, но тут воскресенье, всяко идти к мессе, так отчего не взглянуть, раз она все равно там стоит? Я и подумал, что вот красивая статуя. А дальше смотрю на нее, и внутри что-то делается, прямо в жар меня бросило, я даже пошел наружу отдышаться. Сразу-то я и не подумал, что дело в ней, а потом прочел в газетах истории, как со мной. Вот, значит, я и пришел вам все рассказать, падре, как и просил монсеньор епископ». (Свидетельство Николы С., Флоренция, 24 июня 1948 г.)
Церковные власти, как сообщается в монографии профессора Уильямса, собрали ровно двести семнадцать спонтанных жалоб и почти в два раза больше показаний после того, как конгрегация Священной канцелярии открыла официальное расследование. Важно отметить, что подавляющее большинство публики, прошедшей перед «Пьетой» Виталиани, увидело в ней статую и ничего больше. И хотя сто тысяч зрителей, а то и миллион не ощутили никакого эффекта, как можно игнорировать свидетельства шести сотен человек? К тому же почти все эти шестьсот описывают одинаковые симптомы. Сначала сильный эмоциональный всплеск, затем угнетенное состояние. Тахикардия, головокружение. Одни свидетели утверждают, что она им являлась во сне, другие — что впали в глубокое уныние, близкое к депрессии. Но больше всего тревожит в этих свидетельствах (правда, их надо исследовать пристально, буквально под лупой, как это делали некоторые эксперты и сейчас — падре Винченцо) то, что читается между строк, и эту мысль осмелился сформулировать один-единственный свидетель, бухгалтер из Рима. По его словам, он ощутил при виде ее странное возбуждение. Похоже даже, сексуальное, но эту гипотезу трудно проверить — в те времена о таком не говорили.
Флорентийская епархия, где сначала выставили скульптуру Виталиани, первое время считала, что все подстроено кем-то из бывших соперников скульптора: Мимо Виталиани провел несколько бурных месяцев в мастерской Филиппо Метти. Затем подумали о феномене коллективной истерии. Но когда в течение месяца после открытия «Пьеты» на нее поступило около сорока жалоб, скульптуру было решено переместить. Художественное совершенство работы требовало ее включения в коллекции Ватикана, но и там через несколько недель начались жалобы, в том числе со стороны иностранных туристов, не говоривших по-итальянски и заведомо не знавших о флорентийских инцидентах.
Выборка из шестисот человек не позволяет сделать полноценную статистическую разбивку. Но при экстраполяции данных видно, что ни возраст, ни пол, ни происхождение не влияют на чувствительность к «Пьете» Виталиани.
После нескольких месяцев экспонирования в Ватикане работу спустили в запасники до проведения более подробных исследований. К работе привлекли искусствоведов, скульпторов, археологов и других экспертов. Результаты были сопоставлены и обобщены профессором Уильямсом. Но, как говорится, ум хорошо, а два лучше, и сам себе не поможешь — никто не поможет: церковные власти обратились также к эксперту другого рода, Канди-до Амантини, официальному экзорцисту Ватикана.
Nunc effunde eam virtutem quae a te est…
Третье сентября 1938 года.
…Principalis Spiritus quem dedisti dilecto filio tuo Jesu Christo…
Франческо, простертый на мраморе с руками, раскинутыми крестом.
Монсеньор Пачелли, весь окровавленный.
…Quod donavit Sanctis Apostolis, ecclesiam per Singula Loca Sancificationem Tuam…
И я, с первым седым волосом на голове. Невозможно думать ни о чем другом, несмотря на величественность собора, несмотря на стоящую в нескольких метрах от меня прекраснейшую статую всех времен — «Пьету» Микеланджело Буонарроти. Дурацкая седая волосина. Мне всего тридцать четыре. Неужели нельзя было избавить меня хотя бы от этого, Господи?