Подивившись этакой чинности, я усомнился вслух, дело ли держать обувь и одежду в холодной прихожей.
— Солдат должен быть закален, как сталь! — ответил лейтенант.
Из правой половины доносился бодрый дикторский голос — орало радио.
Я снял казенный полушубок с единственной болтавшейся пуговицей, повесил на свободный крючок. Лейтенант молча перевесил его, жестом пояснив, что так, как повесил он, будет правильнее, потому что не нарушает симметрии.
Дотошный аккуратизм, любовь к симметрии, эти вылизанные дорожки, эта странная вешалка, эти педантичные повадки лейтенанта, его вытянутые вперед губы с торчащими усами, делавшие его похожим на какого-то зверька, — все это почему-то напоминало русского царя Петра Третьего в стране Снежной Королевы.
В левой половине располагался жилой отсек, три проходные комнатки: в крайней — кабинет лейтенанта, в средней — спальня на двоих и в ближней — пищеблок.
Моя койка — напротив койки лейтенанта: такой же белый конверт из одеяла и простыней, подушка — пельменем, полотенце — на спинке. Над койкой лейтенанта — портрет Сталина в форме генералиссимуса: величавый старец смотрел безразлично, с холодным прищуром.
— Может, перевернем? Лицом к стене, — предложил я.
Лейтенант глянул исподлобья.
— Ахинею какую-то несешь.
— Почему ахинею? Перед генералиссимусом надо стоять навытяжку, руки по швам…
— Не нравится, вали в казарму, у меня особых гостиниц нет, — хмуро сказал лейтенант. — И запомни: это моя личная комната. Пускаю тебя как гостя.
— Тогда все ясно. В принципе могу и с солдатами.
— Оставайся, — пробурчал лейтенант.
Я сунул портфель под вешалку, на которой сиротливо висел полушубок лейтенанта. В углу чугунно поблескивали пятикилограммовые гантели и двухпудовка.
Мы перешли в кабинет. На окне решетка. В углу у окна несгораемый сейф. Два стола встык, напротив друг друга, по стулу за каждым, книжный шкаф. В шкафу — уставы, «Краткий курс», «Вопросы ленинизма» и «Экономические проблемы социализма в СССР» Сталина, знаменитая брошюрка Ворошилова «Сталин и Красная Армия», книги Жданова, Кагановича, еще чьи-то… У левого стола тумба с кнопками и телефонной трубкой на рычагах.
Сильно пахло сапожной ваксой. В пищеблоке тоже на полную громкость орало радио: тот же дикторский голос вещал про успехи в сельском строительстве. Мне вспомнился вчерашний поезд, набитый амнистированными…
— Умываться — в пищеблоке, — сказал лейтенант, махнув рукой в глубь помещения. — А все остальное — на свежем воздухе. У вас так…
Сняв трубку, он нажал на одну из кнопок.
— Сержант Махоткин слушает! — донеслось из трубки.
— Сержант, взять двух солдат, поправить площадку у ворот. Понял?
— Товарищ лейтенант, разрешите? — проскрипела трубка. — А, может, когда обед подвезут, опять порушат, тогда заодно?
— Выполняйте, — сухо, без всякого выражения сказал лейтенант.
— Есть, товарищ лейтенант!
Опустив трубку, лейтенант постоял в задумчивости, затем не торопясь разделся, повесил на вешалку портупею с пистолетом, шинель, шапку и шарф. Тщательно причесался перед зеркалом между шкафом и вешалкой. Одернул китель и снова осмотрел себя в зеркале.
Был он высок, строен, даже изящен в своем ладном отутюженном кителе, синих галифе и начищенных до блеска хромовых сапогах. Пуговицы сияли, подворотничок белел ровной тонкой полоской. Худое вытянутое лицо казенно сухо, круглые янтарные глазки сидят по-волчьи близко, гладкие черные волосы зачесаны назад, виски и щеки впалы — во всем облике подбористость, спортивная упругость.
Он открыл сейф, вынул внушительную стопку журналов наподобие амбарных книг.
— Начнешь прямо сейчас? — спросил, усаживаясь за стол. — Садись!
Я сел напротив. Он раскрыл журнал, сделал короткие записи — поставил время прибытия и убытия бронетранспортера, а также зафиксировал мое появление на «точке». Положив журнал сверху, он придвинул всю стопку ко мне. «Приемки-сдачи объекта», «Пломбы на складе», «ЧП», «Проверка сигнализации», «Поступление — выдача», «Инструктаж личного состава»…
Сильно мешало радио, но лейтенант, видно, привык к нему, не обращал внимания.
— Мне-то зачем все это? — спросил я, перебрав журналы. — Я же не журналы приехал проверять — Хранилище!
— Хранилище?! — Лейтенант даже присвистнул. — А ну-ка, документы!
Я достал свои бумаги, и лейтенант по-новой принялся изучать их.