— Там... больно... Уф... словно в мясорубке побывал. — Он слегка повернул голову и взглянул на нас. — Что с кораблем?
Я оставил с ним Кэти, а сам наладил электричество, влез в скафандр и выбрался наружу.
Корабль представлял собой жуткое зрелище: все антенны вырваны с корнем, телекамеры разбиты, обшивка испещрена глубокими вмятинами, а около грузового люка зияет большая дыра. Посадочный модуль сорвало с креплений и унесло, от стыковочного узла остались жалкие ошметки, и перебираться из одного корабля в другой стало теперь непросто.
М-да, «Ласточку» неплохо пропесочило. Я вытащил обломки из сопел двигателя, присоединил обратно кабель, затянул крепления и, оглядевшись, заметил неподалеку огоньки — судя по их цвету, это была «Верность». Она медленно удалялась от нас, точнее, мы от нее.
— Кэти, вижу Мака! — сообщил я радостно. — Но, похоже, мы падаем.
Кроме Мак-Гайра, на борту «Верности» находился Айсмингер, а также, по счастью, Мардж Абюшон — наш врач. В моем радиотелефоне послышался голос Германа; командор говорил медленно и с трудом:
— Роб, наше радио не работает... Где «Толстой»? Где Виктор?..
Ганимед находился так близко, что на его поверхности отчетливо различались кратеры. Чуть выше горело холодным светом созвездие Плеяд — где-то рядом с ним должны были виднеться красно-зеленые бортовые огни «Толстого». Но напрасно я, щуря от напряжения глаза, озирался по сторонам. Ничего... Только одинокие Плеяды — «дождливые Плеяды», как называли их в древности.
— Не знаю. Вижу только «Верность», — медленно произнес я наконец.
Я оторвал кусок кабеля и соорудил из него некое подобие антенны, заменил несколько разбитых приборов и направился к двигателю — выяснить, удастся ли затормозить падение. Огромный красноватый диск Юпитера лил мягкий свет на наш изуродованный корабль.
— Иду к двигательной установке. Попробуйте еще раз вызвать «Верность».
— Хорошо, — отозвалась Кэти.
Два сопла были разнесены в щепки; я принес с корабля инструмент и попробовал хоть немного подремонтировать оставшиеся. Дело уже подходило к концу, когда в наушниках вновь послышался голос Кэти:
— Роб, ближняя связь вроде работает.
— Ну, и ладно: дальняя все равно пока ни к чему.
— Ты скоро закончишь?
— А в чем дело?
— Да я вот тут подумала... вдруг это облако опять нас зацепит.
— Ну, спасибо, — с чувством ответил я. — Не было печали...
— Может, тебе все же лучше вернуться?
— Как сделаю, так и вернусь. Что с командором?
— Без сознания, — дрогнувшим голосом произнесла Кэти. — Он и с тобой-то разговаривал в полубреду. Видимо, у него повреждено что-то внутри: он все такой же бледный и кашляет кровью. Роби, нам срочно нужна Мардж!
—Тебе удалось связаться с «Верностью»?
— Пока нет... — Про «Толстого» она ничего не сказала. — Скажи, Роб, а с нами-то что?
Я еще раз оглядел развороченный корпус и вздохнул: по его кормовой части тянулась длинная трещина, исчезавшая в районе дюз. Осторожно подобравшись к двигателю, я посветил фонариком внутрь камеры сгорания. Что-то ярко заблестело; эх, не должно бы там ничего блестеть... Я пригляделся и негромко свистнул: камера была забита прочной стекловидной массой — космическая пыль сплавилась с металлом в единое целое. Увы, двигателю нашей «Ласточки» никогда больше не заработать...
— Что случилось, Роб? — послышался в наушниках встревоженный голос Кэти. — Что-нибудь серьезное?
— Знаешь, — ответил я, — похоже, мы летим к Плутону.
Герман бредил: он принимал меня за Лэндолфи и горячо уверял, что все будет в полном порядке. Его бросало то в жар, то в холод, а пульс прощупывался хуже и хуже. Кэти осторожно укутала командора одеялом, подсунула ему под ноги несколько подушек и сменила нагревшийся компресс.
— Подушки все равно без толку.
Кэти непонимающе взглянула на меня.
— Ах да, невесомость же...
Я молча кивнул.
— Роб...
Ее взгляд скользнул по ящикам с образцами минералов, по наклеенным на них аккуратным ярлычкам: силикаты с Пацифии, сера с Гималии, карбонаты с Каллисто... Наша экспедиция выяснила, что Ио сформировался вне пределов Солнечной системы и что жизнь на Юпитере отсутствует; мы узнали, откуда у планет-гигантов берутся кольца и почему на Земле был ледниковый период. Но Кэти размышляла сейчас о другом: стоит ли научное любопытство ничтожной горстки академиков хоть одной человеческой жизни?