— Мастерство их танкистов, — парировал полковник, — это уже постоянно действующая величина… Они бьют из засады, а мы гоняемся дивизией за несколькими танками… Я не верю, что перед нами танковая армия… Несколько десятков танков остановили дивизию…
— Ну, до этого мы еще не дожили! — оборвал его генерал.
— Наши подбили русский танк… Водитель жив…
— И сейчас жив? — нетерпеливо воскликнул генерал.
— Сейчас? А вот этого не знаю!
— Я требовал «языка» для личного с ним разговора!
Полковник поморщился:
— После того как наши горели в долине? Я отдал распоряжение, чтобы его перевязали, привели в порядок… Но я не могу ручаться!
— Немедленно доставить его ко мне!
Мне генерал бросил на ходу, что я должен быть у него переводчиком.
Привели русского танкиста. Обгоревший комбинезон, рука на перевязи, обмотана бинтами шея, повязан левый глаз. Лицо черное от въевшейся в кожу гари.
— Водитель танка? — спросил генерал.
Пленный ответил утвердительно.
Последовал сразу же главный вопрос:
— Сколько на шоссе Орел — Мценск сосредоточено русских танков?
Я не успел перевести вопроса, вмешался полковник:
— Он дал об этом нелепые показания… Пленный уверяет, что перед нами сосредоточено более трехсот танков… В одной точке мы не встречались с такими танковыми силами русских… Оно не могло не быть замечено нашей авиаразведкой… Я положил перед ним карту и попросил указать, где же сосредоточены эти танки. Он указал на пустые места…
Генерал расстелил на столе карту. Поманил пальцем пленного. Танкист оглянулся на меня.
— Подойдите к карте! — предложил я ему.
— Где танки? — спросил генерал и протянул танкисту карандаш. Он был тяжело ранен, ему с трудом давался каждый шаг.
Он опять оглянулся на меня и сказал:
— Объясните генералу, что я не обучен читать карту. Могу и ошибиться…
— Передайте ему, — ответил генерал, — что, если он расскажет правду, хотя бы как он ее знает, мы сохраним ему жизнь. Мы положим его в госпиталь… И я даю слово после госпиталя отпустить его и не посылать в лагерь для военнопленных.
Пришлось перевести с полной точностью слова генерала, я не исключал возможности, что полковник знал русский язык.
Спокойно и даже вроде бы ласково взглянул на меня голубой глаз танкиста. Если он и разыгрывал покорность, то должен сказать, что бог его наделил актерским талантом.
Танкист подвинулся к карте…
Генерал ткнул указкой в точку, указывая на Орел:
— Здесь? Это город Орел!
Танкист кивнул головой. С трудом давалась ему речь.
— Был приказ взять Орел с ходу… Мы вот здесь, на станции, наткнулись на вашу противотанковую батарею… И отступили… Несколько танков прорвалось в город. Бой шел всю ночь.
— Танки вернулись? — живо спросил генерал.
— Три танка не вернулись, остальные прошли сквозь город и вышли обратно к нам…
Генерал обернулся к полковнику:
— Пока что он говорит правду…
— И о тех танках, которые вернулись из города? Мне думается, что в город и ворвались всего лишь три танка…
— Сколько танков ворвались в город? — спросил у танкиста генерал.
— Батальон шел… — ответил танкист. — Разве вы больше, чем тройку, подбитых насчитали?
Я начал понимать танкиста. Живуча была в нем солдатская хватка. Он ничего не сказал, чего не знали немцы, а у них уже попытался выспросить о судьбе прорвавшихся в город танков. Генерал подтвердил, что в городе были подбиты три танка. Видимо, танкиста волновала судьба товарищей.
— У нас так и решили! — подтвердил он.
— Сколько у вас танков? — крикнул полковник.
— Танки выгружаются каждую ночь… — ответил танкист. — Сейчас, я думаю, уже больше трехсот!
— Вот! — крикнул генерал, обращаясь к полковнику. — Я говорил! Перед нами крупное танковое соединение!
— Где эти танки?
Все вернулось к первому вопросу. Танкист долго рассматривал карту.
— Какое сегодня число? — спросил танкист.
— Шестое октября, вечер! — ответил я ему.
Танкист показал здоровой рукой на карту:
— Вчера мы были здесь!
И он указал на ту долину, где был нанесен удар по немецким танкам советскими реактивными минометами. Полковник зло бросил:
— И там были все триста танков?
— Да нет… Должно быть, не все… Они будут защищать Мценск…
— Кто ваш командир? — задал последний вопрос генерал.
— Генерал Катуков!
— Катуков? — переспросил генерал. — Кто такой Катуков? Я думал, что здесь генерал Жуков! Не путает танкист? Вы правильно произнесли фамилию генерала?
Это уже был вопрос ко мне. Я переспросил танкиста.
— Катуков…
— Кто он?
— Танкист…
Генерал пожал плечами:
— Нет, это несерьезно! Нам надо взять в плен высшего офицера… А кто этот танкист?
Танкист объяснил, что он тракторист, колхозник, из Подмосковья, что родился он в двадцатом году 20 апреля…
Генерал быстро взглянул на полковника, полковник развел руками.
— Передайте! — сказал генерал. И для танкиста я перевел: — В Германии есть закон: всякому даруется жизнь, даже преступнику, если он родился в тот же день, что и наш фюрер…
Показания танкиста имели свои последствия. Ни седьмого, ни восьмого октября генерал не возобновил наступления.
А каждый день и каждый час в те дни были драгоценны для обороны Москвы.
Командир корпуса и генерал собрали мощную колонну в шестьсот танков. 9 октября передовые отряды корпуса в составе сотни танков предприняли новую атаку там, где им не удалось пройти седьмого октября. Боя мне не довелось наблюдать, генерал не захотел рисковать встречей с реактивным оружием русских. Сто танков — огромная сила. Но эти танки были активно атакованы с флангов русскими танками. Бой был ожесточенным, и казалось, что русские должны были попятиться… Но тут произошла история с горючим.
Бросив на прорыв сотню танков и надеясь на прорыв но прямой на Мценск, командир корпуса подтянул резервные цистерны с горючим к месту сосредоточения главных сил.
Колонна, приготовленная к прорыву, растянулась в общей сложности километров на пятнадцать вдоль шоссе. С флангов ее охранял стальной коридор из танков. Впереди шел бой на прорыв. Пылало более десятка танков.
Командир корпуса приказал усилить давление танками и бросил в бой танковый батальон. Батальон двинулся на исходные позиции для атаки вдоль шоссе. Авиационную разведку из-за погоды вести было невозможно. Обычно над таким скоплением танков барражировали несколько звеньев истребителей, а по флангам делали облет разведывательные самолеты.
Из-за пригорка выскочили три тридцатьчетверки. Они прошили насквозь таранным ударом броневое охранение и выскочили на шоссе. Рассказывали, что танки проутюжили участок шоссе, занятый бронетранспортерами с пехотой, наскочили на цистерны с горючим и расстреляли их в упор. Взрывы и огонь ста тонн горючего были и слышны и видны в городе. Должно быть, это было столь же страшно, как и взрывы реактивных снарядов. Цистерны с горючим были рассредоточены вдоль колонны, пламя перекидывалось с одной на другую, сжигая свои же танки, бронетранспортеры и автоматчиков. Солдаты побежали с шоссе в поле, там их встретил пулеметный огонь из засады,
И этот день для наступления оказался потерянным.
Семь дней боев — и почти никакого продвижения, Мценск и на десятое октября оставался трудно достижимой целью. В штабе подсчитали потери: сто тридцать три танка за семь дней на пятидесяти километрах продвижения. И это только на участке Орел — Мценск.
В обход Мценска двинулись все танки корпуса, усиленного соседями. Бой за город длился дотемна. Порой по донесениям казалось, что танковое соединение русских попало в окружение. Но наутро на южном берегу небольшой речушки Зуша не оказалось ни одного советского солдата. Подсчитали потери. На поле боя догорали два тяжелых русских танка, три тридцатьчетверки и двадцать три немецких танка.