На позициях батальона разорвалась вражеская мина. Другая. Десятки мин посыпались на наши окопы. Огонь противника перекинулся в глубь нашей обороны. Значит, скоро двинутся танки… Вот и они. В сумерках на броне едва различимые зловещие кресты, огромные цифры на башнях, – каждая около тысячи. Для устрашения. Вот-де, сколько у нас танков!
Ружейно-пулеметным огнем поливает противник наши окопы, дзоты. Тан- ки постепенно приближаются. Вот они ринулись на передний край четвертой роты. Загрохотали взрывы противотанковых гранат, засверкали в сполохах огня бутылки с зажигательной жидкостью…
В сердцах воинов гнев и ненависть.
Остановлено одно стальное чудовище. Это старший сержант Дмитрий Киян поразил его противотанковой гранатой. Помощник командира взвода, коммунист, он показал убедительный пример, как расправляться с фашистами, если они даже за толстой броней».
Одиннадцать немецких танков двигались на позиции отделения сержанта Василия Тришкина. Их экипажам приказано первыми ворваться в город. Объявив, что до Тулы не более двух километров, что требуется всего лишь один рывок и танки будут на главной улице города, майор из штаба корпуса фон Гейера махнул перчаткой:
– Форвертс!
– Форвертс! Нах Москау! – заорали стоявшие в открытых люках танкисты. Заревели моторы, заскрежетали гусеницы…
– Пусть приблизятся! – предупредил подчиненных сержант Тришкин.
Десять противотанковых ружей нацелены на бронированного врага. Десять трассирующих снарядов устремились на вражескую броню…
– Рикошет! – досадовал Тришкин, наблюдая стрельбу товарищей.
– А-а-а, остановился!..
Метрах в ста от окопов вражеская машина заглохла и стала, как прибитая гигантским гвоздем. Остановилась и загорелась.
– Го-р-рит!.. Гор-р-р-ит! – радовались бойцы отделения Тришкина.
– Огонь! Огонь! – продолжал командовать сержант.
Противотанковые ружья застучали опять. И еще один танк запылал почти над самым окопом левофлангового расчета. Поджег его кто-то из бойцов, находившихся правее Тришкина. Увидел, что танк угрожает левофланговому расчету, и выстрелил в его левый борт. «Выручил товарищей, молодец!» – об- радовался Тришкин.
– Огонь! – закричал он сильнее прежнего. И хотя голос его был не громче рева танков, трескотни десятков пулеметов, изрыгавших с обеих сторон сотни снарядов и тысячи пуль, бойцы отделения слышали своего командира.
Минут через пять к пылавшим танкам прибавилась новая вспышка: загорелся третий танк. И тут Тришкин увидел, как шедшая прямо на его окоп немецкая машина начала пятиться… Потом она развернулась и поспешила в сторону Косой Горы, заметно уменьшаясь в размерах. Начали отходить и другие уцелевшие танки – одни пятясь, другие, повернувшись к окопам батальона моторной частью.
– По задницам их! По задницам! – азартно закричал красноармеец Корпуков. Противотанкисты успели выстрелить еще по нескольку раз, пока вражеские машины не поглотила тьма ночи. Трассирующие снаряды зажгли еще один танк, и он, как другие подожженные, заполыхал, раскачивая лохматые языки огня, испуская черные клубы дыма.
– Четыре из одиннадцати – отлично! – похвалил отделение Тришкина комбат Потетюрин. – Кто подбил – известно?
– Тришкин, Шахов, Корпуков, Андреев, – доложил старший лейтенант Малышков.
– Передайте Василию Сергеевичу, – назвал Потетюрин сержанта по имени и отчеству, – большое спасибо и благодарность всему отделению.
Отбитые на одном участке, вражеские танки отходили в тыл. Но их снова гнали в атаку.
– Форвертс! Форвертс нах Туля!
Стрельба из пушек, разрывы мин, крики танкистов и автоматчиков… Враг старался сломить 156-й полк морально. Все тяжелее становилось защитникам Тулы, чаще слышались в окопах стоны и крики раненых и умирающих. Вот один из бойцов, дико вскрикнув, кинулся к блиндажу. На его пути оказался санитар Василий Серегин. Он схватил раненого, уложил на землю.
– Сейчас перевяжем! Сейчас перевяжем! – успокаивал Серегин пострадавшего. Но раненый не переставал кричать, и крик его заставил многих содрогнуться.
– Да уймите его! – не выдержал кто-то.
К пострадавшему поспешил комиссар батальона политрук М. А. Желтяков.
– Что с ним?
– Все лицо разворочено осколком, товарищ политрук, – доложил санитар, осмотрев раненого с помощью карманного фонаря. – Скончался… – сказал он, пощупав пульс солдата.
– Товарищ политрук! Товарищ политрук! – звал Желтякова бежавший по траншее боец. – Товарищ политрук, левый фланг отступает…