Дмитрий Алексеевич оторвался от окуляра и бросился вниз, к Плаца дель Торрес.
По дороге он с трудом разминулся с той же русской группой, едва не сшиб с пути бодрую английскую старушку, чуть не сломал ноги, поскользнувшись на крутом повороте дорожки… Но через четверть часа он уже бежал по приморскому бульвару к арене для боя быков.
Не задерживаясь у входа, он вбежал в кассу и наклонился к окошечку:
– Вы продаете билеты на корриду в Ронде?
– Си, сеньор! – ответил ему вежливый испанец.
– Мне нужен билет на 26 апреля…
– Простите, мистер? – переспросил его кассир, на этот раз на ломаном английском, – но 26 апреля корриды нет… Вы, наверное, хотели сказать – 27-е?
– Это здесь нет, – отмахнулся Старыгин. – А в Ронде будет коррида. У вашего входа висит афиша, там написано, что выступит тореро Гарсиа Мендес…
– Простите, мистер, но вы что-то путаете, – отозвался кассир с вежливым недоумением. – Я никогда не слышал о таком тореадоре, и в Ронде коррида – тоже двадцать седьмого числа.
Старыгин отошел от окошка, вышел из кассы и подошел к главному входу арены – к тому месту, где висела афиша.
Но теперь там было совсем другое объявление:
«27 апреля на арене Малаги выступит знаменитый тореадор Мануэль дель Кордоба. Начало в 17 часов».
Но он не мог ошибиться! Он своими глазами видел ту афишу, на которой черным по белому было написано имя – Гарсиа Мендес… точнее, не черным по белому, а красным по светло-желтому. Красным, как кровь, по светло-желтому, как по покрытой песком арене.
Что за черт?!
Впрочем, одернул себя Старыгин, ничего сверхъестественного в этом нет. Сам Педро или кто-то, выдающий себя за него, назначив встречу с Дмитрием Алексеевичем на десять часов утра и оставив значок на подзорной трубе, на несколько минут заменил афишу. Так, чтобы российский реставратор успел прочесть ее и получить адресованную ему информацию.
Что же хотел передать ему Педро?
Он хотел… назначить время и место новой встречи!
Встречи, которая должна состояться в Ронде через два дня, 26 апреля, в три часа пополудни.
Старыгин слышал об этом небольшом городке, расположенном в горах, километрах в пятидесяти от побережья, но прежде ему не приходилось там бывать. Тот же Педро как-то сказал ему, что Ронда – удивительно красивый город, подлинная жемчужина Андалусии.
Ну что ж, вот и подвернулся удобный случай! Конференция как раз закончится, и он вполне может съездить в Ронду…
Принимая это решение, Старыгин ощутил смутное беспокойство.
Он отошел от круглого здания Плаца дель Торрес, поднял руку, чтобы остановить такси.
И в ту же секунду краем глаза заметил выходившего из остановившейся машины человека. Приземистая фигура, невозмутимое восточное лицо с высокими скулами и узкими щелочками глаз…
Старыгин повернулся, чтобы как следует разглядеть странного незнакомца, но тот юркнул в служебную дверь Плаца дель Торрес.
– Сеньор, мы едем или любуемся пейзажем? – осведомился таксист.
– Едем! – ответил Старыгин, садясь в машину, и назвал адрес своего отеля.
Дмитрий Алексеевич в глубокой задумчивости поднялся по ступенькам и вошел в просторный холл. Показалось или нет, что портье, выдавая ему ключ, поглядел на него как-то странно, словно за его привычной профессиональной любезностью таилось некоторое беспокойство и озабоченность?
Старыгин рассеянно поблагодарил служащего и решил, что пока что рано делать какие-то выводы. Он еще не определил для себя, насколько серьезны назревающие события. Если его снова ожидают опасные приключения, то следует смотреть в оба и опасаться каждого встречного.
Вроде бы ничего не настораживает… Обстановка была самой обычной – огромный отель бурлил, как потревоженный муравейник.
В коридоре третьего этажа было тихо. Ковровая дорожка заглушала звук шагов. Старыгин сунул ключ-карточку в прорезь замка, но не успел повернуть дверную ручку, потому что дверь вдруг отворилась. Дмитрий Алексеевич по инерции шагнул в номер и слишком поздно сообразил, что не надо бы этого делать. В голове у него словно внезапно разорвалась граната, и после слепящего света наступила кромешная тьма.
Через некоторое время Старыгин ощутил себя валяющимся на ковре в гостиной своего двухкомнатного номера. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой пыльный след мужского ботинка. Стараясь не застонать, Дмитрий Алексеевич повернулся и сел. Голова, как ни странно, не болела, только окружающие предметы не хотели оставаться на своих местах, а прыгали и двоились. Старыгин не стал возмущаться по этому поводу, он сидел тихо и терпеливо ждал, когда же вещам надоест своевольничать и они успокоятся. Он оказался прав: скоро все в комнате, а вернее, у него в голове встало на свои места, и, выждав еще некоторое время, Старыгин осторожно перенес себя на диван. Отдышался и немного оглядел номер.