Первым на глаза юноши попался лист бумаги, сложенный вдвое. Он лежал под кусочками воска, словно невзрачный черновик, который отложили в сторону за ненадобностью, но отчего‑то не выкинули в корзину. Рик осторожно развернул его и обомлел.
Карандашный набросок сильно напомнил ему все того же мистера Невежу. Огромный, плечистый человек в широкополой шляпе и с трубкой в зубах выплывал из грифельного тумана, словно живой. Еще один рисунок. Но на этот раз более четкий, не оставляющий надежды сомнениям.
В голове вихрем промелькнули последние строчки отцовских мемуаров: ' … он выплыл из‑за поворота, словно призрак, рожденный моим воспаленным разумом. И я понял — не будет мне больше прощенья и пощады. Он наведался ко мне, чтобы напомнить о моих давнишних прегрешениях. Бесплодное видение улыбнулось и исчезло в тумане. Видимо — не сегодня. Скорее всего — не сейчас. Я облегченно выдохнул'.
От последних слов мороз побежал по коже. Рик живо представил вечерний сумрак и таинственную встречу с незнакомцем, который пару часов назад представился старинным другом мистера Лиджебая.
Стоило юноше перелистнуть страницу книги, и перед ним открылась еще большая череда вопросов и противоречий. Лист с рисунком имел оборванный край и идеальный белый цвет. Такие безупречные параметры Рик видел только в одной книжке. Пролистав дневник отца от корки до корки, юноша затаил дыхание — переплет был в безупречном состоянии, словно на месте вырванного листа, возникла новая, девственно чистая страница.
Тем временем, мистер Тит вытянув спину, наслаждался просторным креслом — и, судя по его надменной физиономии, предлагал Рику самому докопаться до хитросплетений судьбы покойного родителя.
День второй: когда розы становятся серыми, а старьевщик теряет голову.
Цветы длинными стеблями тянулись к свету, заслоняя собой широкие окна небольшого, но весьма уютного магазинчика, который прятался за высокими каменными домами, на пересечении улицы Безразличия и Гордости.
Порой колокольчик у входа не замолкал ни на минуту. У самой двери слышались вежливые приветствия и добродушный хозяин, начинал описывать прелести и без того прекрасной оранжереи. Цветы на любой вкус: от ярко — алых до темно — сиреневых оттенков; здесь можно было подобрать не только букет, но и насладиться невообразимым калейдоскопом пьянящих запахов. Даже в самый пасмурный день или внезапное ненастье, покупатели расцветали в улыбке, завидев крохотные розы пип — гордость мистера Бишепа, владельца цветочной лавки ' Радужный бутон'.
Процесс созерцания порой занимал столько времени, что покупатели охали и ахали, когда, приобретя заветный букет или горшок с редким растением, понимали, что нещадно опаздывают.
Клер Джейсон пряча улыбку, всегда разделяла удивление гостей и никогда не забывала напоминать в след: ' Мы рады видеть вас снова!' Для нее это был определенный ритуал. Правило. Но она называла его иначе — привычка, обязательство, даже обычай, — но только не 'правило'! При этом отвратительном слове, ее переворачивало с ног на голову, а перед глазами возникал образ ее одичавшего и весьма недальновидного папеньки, который был готов на весь мир навешать ярлык своего неоспоримого мнения. И с каждым днем таких ограничений становилось все больше и больше. Клер вместе с братом смиренно терпела эти издевательства. Но вскоре правила мистера Лиджебая заполонили весь дом и, шипя и харкая, полезли наружу. Только внешний мир воспринял слова Джейсона — старшего как насмешку. Девушка хорошо помнила, как ее папенька пробовал диктовать условия аптекарю, а затем булочнику и дворецкому с соседней улицы. Те отреагировали по — разному, но одинаково бойко. И мистеру Лиджебаю ничего не оставалось делать, как отдать Всевышнему свою душу, покинув этот грешный и не покорившийся ему мир весьма скоро.
Клер обронила горькую слезу, но не поставила свечу в день Порока. Новый месяц больше не приносил ей разочарования. И ни к чему было прятаться за разноцветными лепестками чужих цветов. Со смертью собственного отца, она впервые обрела долгожданную свободу. Домой она летела на крыльях счастья, каждый раз принося с собой новый букет из магазинчика мистера Бишепа.
В ее жизни изменилось практически все.
Дурацкие запреты растаяли в обрывистых воспоминаниях и превратились в тяжелую пыль, на книжных полках домашней библиотеки. Только вот дух отца никак не хотел покидать родного жилища. Клер пару раз видела его безмолвную фигуру в отражение зеркал, и слышала протяжные шаги по крыше, а проходя мимо библиотеки, замечала сгорбившегося над книгой человека. Отец — тиран никак не хотела оставлять бедную девушку в покое.
И Клер приняла решение. Дверь отцовского кабинета она закрыла на ключ и убрала его в тайник. А вот библиотека… Что делать с ней?
Девушка долго думала: как бы избавиться от огромной коллекции мистера Лиджебая. Растопить бумагой камин либо отдать старьевщику. И ничего не придумав: решила оставить все как есть.
Пощадив чувства своего брата, она не стала рассказывать ему о душевных терзаниях и постаралась быстрее наполнить дом свежестью цветов и навсегда избавиться от затхлого запаха, который так любил их отец.
После предпринятых мер, визиты призрака прекратились, но тяжелый дух недосказанности еще витал под потолком, время от времени оживляя тяжелые воспоминания.
Осторожно обрезав мертвый листок розовой бегонии, Клер услышала короткий звук колокольчика. Вернее сказать: подумала, что тот зазвонил, потому как, вряд ли новый посетитель мог проникнуть в магазин, оставив звонкого глашатого без работы.
— Чем могу помочь… — тут же откликнулся мистер Бишеп.
Однако посетитель не спешил отвечать. Придержав пальцами широкополую шляпу, он слегка приклонил голову, в знак приветствия. Хозяин 'Радужного бутона' ответил тем же.
Обычно в часы излишней занятости Клер подменяла мистера Бишепа за прилавком. Все остальные время посетители обращались исключительно к хозяину, а помощнице оставалось лишь молча наблюдать за милой беседой и по первому требованию, ловко собирать дивные букеты. Сложнейший процесс выбора, обычно, занимал около получаса — по этой причине Клер не спешила откладывать работу, продолжая состригать омертвевшие листья. Но сегодня голос хозяина прозвучал раньше, что не могло не удивить девушку.
— Мисс Клер, вы не могли бы… — как всегда не закончил фразу Бишеп. В его голосе скользнули нотки недовольства.
Приблизившись к прилавку, девушка смогла полностью рассмотреть грузного посетителя. Ветхая одежда настоящего морского волка, сидела на нем немного натянуто, словно мужчина вырос и потолстел за пару часов, а не за добрый десяток лет. Лицо гостя тоже выглядело неоднозначно: широкий лоб и густые брови практически скрывали глубокие выцветшие глаза, а кожа на щеках и шеи напоминала потрепанный парус.
— Чего изволите? — улыбнувшись своей привычной лучезарной улыбкой, спросила Клер.
В ответ, гость вытащил из кармана трубку в обход всем манерам приличия и закурил. Яркие цветочные ароматы незамедлительно исчезли за пеленой тяжелого, слегка горьковатого запаха дыма.
Опешив от подобной наглости, мистер Бишеп замахал руками и запричитал, словно беспокойная наседка.
— Что вы делаете, мистер! Как вы смеете?! У нас есть определенные правила!
Гость оскалился:
— Ненавижу правила.
— И все же я прошу вас! Я требую!
В лицо хозяина ударили плотные серые клубы. Посетитель явно издевался над цветочником.
— Я вынужден позвать стражу, — откашлявшись, наконец, выпалил хозяин.
— Безусловно, — согласился гость. В один миг он практически слился с мистером Бишепом и, прижавшись к его уху, прошептал что‑то невнятное. Клер только ахнула — так внезапно это произошло. Непонятные слова гостя дурманящим ароматом расплылись по магазину, заставив мысли девушки закружиться. Она едва устояла на ногах, не смея оторвать взгляда от невоспитанного посетителя.
Одутловатое лицо цветочника отчего‑то сделалось широким и легким словно тесто, веки опали, а глаза стали прозрачными. Развернувшись на месте, он не пошел, а поплыл к дальнему выходу, куда он частенько выносил испорченные цветы.