- Как это нет? - удивился пациент. - У меня пенсия! Вот, сколько скажете - столько и заплачу…
И начал вытаскивать из каких-то прорех зеленые доллары. Набрав пачечку, он выровнял ее и шлепнул на стол.
Тем временем Бурый совершал какой-то странный маневр - он перемещался лицом к стене, стараясь не попасть никому на глаза.
- Опять баксы… - прошептала потрясенная дура.
- Не нравится? Схожу поменяю.
Дед, взяв пачечку, направился было к двери, но дура повисла на нем, как черт на сухой вербе.
- Никаких поменяю! Я вас лечить буду!
Тут Бурый незаметно и совершенно бесшумно проскользнул в туалет.
Мне это сильно не понравилось. Конечно, я могу принять свои меры… Но сперва неплохо бы понять, что он затеял!
- А как же я? - еле сдерживая рыдания, спросила Лиза. Моя дура набиралась разума не по дням, а по часам.
- Радость моя, вы сейчас разволновались, пойдите погуляйте, потом придете, спокойненько все обсудим, может, до чего и договоримся.
- Во сколько?
- Я раньше чем за два часа не управлюсь, - подумав, сказала бывшая дура, а ныне - почти умница. Нельзя же называть дурой женщину, которая помогает мне спасти заветный сундучок.
- Хорошо, я приду, - кротко пообещала Лиза.
Я мог спорить на два талера, что она, вернувшись, обнаружит запертую дверь и бумажку «Салон по техническим причинам закрыт».
- И давно сифонит? - деловито спросила моя дура подозрительного деда.
- С первой мировой.
Она не удивилась, не ужаснулась. Я заметил: первый признак глупости - отсутствие интереса к истории. Дед мог бы преспокойно сказать, что дырка у него осталась с франко-прусской войны, и для моей дуры это бы тоже сошло.
- И только сейчас пришли? - преспокойно полюбопытствовала она. - Знаете, клиент, если у вас столько лет сифонило - и ничего, то, наверное, вам так надо. Карма у вас такая. Чтобы сифонило. Сейчас порчу с вас сниму, карму вам почищу, и это… магическую защиту поставлю. Оберег-то есть.
Она достала из холодильника яйцо и разбила его в стакан. Потом развернула деда спиной к себе, а чашку поставила у его ног.
- Это для чего?
- Порчу снимать буду. Сорок осиновых веток ломать. Осины, правда, в городе не достать, но я читала - спички тоже годятся, их из осины делают.
Она отыскала коробок и отсчитала на столе сорок спичек.
- И что, не будет сифонить? - с сомнением спросил странный дед.
- Дырка затянется. Не сразу, но затянется. Стойте спокойно, клиент. А то яйцо опрокинете. Ну, начинаем.
Несколько секунд она помолчала, собираясь с духом. Я устроился на табурете поудобнее - никогда не видел, как снимают порчу спичками. Дверь туалета приоткрылась, в щели возник глаз Бурого - ему тоже было очень интересно.
Наконец моя дура вздохнула, выдохнула, всем видом показала, что впала в священный транс, и затянула нараспев, ходя при этом вокруг деда и бросая ему под ноги разломанные спички:
- Червяк в земле, камень в золе, лицо в зеркале! Яйцо в гнезде, крест на стене, порча не на мне, Божьей рабе Марье, не на рабе… Клиент, как вас по имени?
- Вла-ди-лен, - внятно и с большим самоуважением ответил дед.
- Владимир Ильич Ленин. Тогда она опять заголосила:
- Порча не на мне, рабе Владилене, не в его руках, не в его ногах, не в головах, не на груди, не спереди, не сзади…
- Дырка у меня вот тут, - попытался подсказать дед. - И сифонит.
Но она пребывала в творческом экстазе.
- Не он отпет, не в нем сто бед, нет в нем лиха, у покойного в сердце тихо…
Тебе бы такое «тихо», подумал я. Вот как раз у тех, кто жив после смерти, тревог и хлопот поболее, чем у вас, пребывающих в плоти телесной! Взять хотя бы меня. Сижу и беспокоюсь, не собьют ли тебя, дуру мою, с толку Лиза и Бурый, не уговорят ли сделать проклятый зазыв с того света!
- А в груди раба Владилена сердце бейся, кровь по жилам лейся!
- возгласила она торжественно. Возможно, действительно верила в свои затеи.
- И дырка! - напомнил дед.
Я бы на ее месте послал этого деда известным мужским образом. Но она старательно показывала, что пребывает в целительском магическом трансе, и потому не могла отвлекаться.
- И дырка - заткнись! - приказала она. - Как я, Марья, ветки эти ломаю, к ногам раба Владилена кидаю, так я и делом своим, и словом своим порчу снимаю!
Она принялась выписывать руками перед дедовым лицом всевозможные вензеля, плюнула направо и налево, подхватила чашку с яйцом и с криком «аминь, аминь!» кинулась к туалету. Там и столкнулась с Бурым. Но ей это сгоряча не показалось странным.
- Пустите, я порчу на яйцо свела, его в унитаз надо! - закричала дура и скрылась в туалете.
Порчу на яйца не сводят, а напускают. Я хорошо помню. Это была ее очередная глупость - и я все равно не мог спорить. Оставалось промолчать. Странно было, что дед тоже молчит, не напоминая больше про свою дырку.
Спустив яйцо в унитаз и вымыв чашку с порошком, дура моя несколько успокоилась и тут лишь сообразила, что Бурому в туалете - не место. Но вспомнить, когда именно он исчез, она не могла. И потому спросила прямо:
- Погодите, а вы откуда взялись?
- Интересно было, остался, - так же прямо ответил Бурый. - Ну что, батя, как дырка?
Дура моя сразу всполошилась:
- Клиент, не уходите, сеанс еще не окончен, я вам обереги поставлю, потом карты раскину на прогноз лечения!
Дед молчал.
Он вообще был монументален, а теперь и лицо стало совершенно каменным. Я бы не удивился, если бы он помер и остался стоять, как памятник самому себе - дед был именно из той породы, которая на это способна.
- Ой… - сказала дура, которой, кажется, пришла в голову эта же самая мысль. Бурый - и тот забеспокоился.
- Батя, ты чего? - позвал он. - Подай голос!
Дура кинулась к деду, заглянула ему в лицо, а дальше была целая пантомима: она протянула к его щеке палец, прикоснуться побоялась, отдернула, и так три раза подряд, прежде чем додумалась завопить:
- Ой, мама дорогая! Он помер!
- Ты чего, сдурела? - спросил Бурый.
Судя по спокойствию, ему приходилось иметь дело с разнообразными покойниками. Теперь взялся за дело он - подошел, постучал по жестяному тазику, прислушался, заглянул деду в тупые буркалы, помахал рукой перед лицом, прислушался к дыханию и наконец оттянул веко.
- Ну что? - прошептала дура.
- Да он вроде спит…
- Как это - спит? Не может он спать!
- Да спит же!
- Так разбудить надо!
- Ты усыпила - ты и буди.
- А как?
Она устремилась к столу на колесах, вытащила папки, вывалила истрепанные листки и тетрадки, порылась в них, вряд ли понимая, что там написано. И наконец замерла в полной растерянности, а потом произнесла так, словно все, обещанное Апокалипсисом, явилось в наш подвал разом:
- Мы этого на курсах не проходили!..
Тут даже мне стало жаль бедную дурочку. Она стояла, опустив руки, такая беззащитная, такая потерянная!.. Если бы я не знал женщин, то сейчас пролил бы слезу умиления над моей дурой. Они не проходили! Так говорят маленькие девочки, искренне полагая, что незнание способно оправдать человека, а меж тем был у меня судебный процесс, где вся склока разгорелась именно вокруг возможности или невозможности для обвиняемого знать определенные обстоятельства…
Я неожиданно для себя погрузился в то воспоминание и упустил некий важный миг.
Когда я опомнился, Бурый уже стоял возле нее, лицом к лицу, и держал ее за плечи.
- Дурочка ты моя… - тихо сказал Бурый.
А она сама, сама прижалась к нему, как прижимается натворившая глупостей женщина к своему сильному, умному, непобедимому мужчине! Сама! К этому бревну неотесанному!
- Сделай что-нибудь, я его боюсь, - зашептала она, - он совсем спятил, дырка, говорит, дырка…
- Да все будет хорошо, проснется и уберется, ну? Какая ты у меня дурочка…