— Нет… Нам нужно серьезно поговорить о твоих сказках.
*** *** ***
Там, где непроходимая тайга расстилается на тысячи километров, заселенная дикими зверями и не слыхавшая о человеке, там, где гуманность отходит на второй план, уступая главенство чувству самосохранения, выживанию, находится Шиберская колония для несовершеннолетних преступников. Это огромное каменное здание, напоминающее крепость, с башнями, откидным мостом, ямами и кладбищем стоит на поляне уже несколько веков, но под тюрьму оно было оборудовано относительно недавно — всего пятьдесят-шестьдесят лет назад, когда самолет с ботаниками, которые в добровольно-принудительном порядке должны были исследовать экосистему Шибери, слегка изменил маршрут из-за турбулентности. И в этом здании с обязательной мишурой (колючая проволока, прожекторы и парни с автоматами) последние пять с половиной месяцев нахожусь и я. Неожиданно, верно? Если бы мне год назад сказали, что я буду грабить торговый центр и попадусь, то я бы не поверила и рассмеялась в лицо. Неужто я дошла аж до ТРЦ?
Худенькая девушка, похожая на мальчика, с черными волосами до плеч сидела в одиночной камере-комнате на самом верхнем этаже колонии и медленно перебирала бледными пальцами амулет, сделанный из вилки с согнутыми зубчиками к середине. Услышав приближающиеся с другой стороны коридора тяжелые шаги, она оскалилась. Собственно, это я и есть.
Скоро подойдет конец моего пребывания тут — через месяц, в конце августа, мне исполнится восемнадцать, и меня, если я не исправлюсь или не подам надежд на способность к жизни добропорядочного гражданина, переведут из колонии для несовершеннолетних в обычную тюрьму. Будучи на воле, я за последние три года успела порядком надоесть местным властям, из-за чего меня и заперли тут, даже не подумав, что это именно то, чего я добивалась. Вы думали, что меня лишили свободы? Не-ет, скорее вы дали ее мне — свободу от этого гнусного мира, который успел насквозь пропахнуть деньгами и влиянием, перебив напрочь запах кислорода. Здесь, в колонии, которая находится в тайге далеко-далеко от цивилизации, мне более спокойно. Конечно, хамское поведение надзирателей, отношение к нам, как к скотам и психически неуравновешенным, является недостатком, но зато остальное…
Мое существование чуждо этому миру. С каждым годом все больше и больше я чувствую себя здесь лишней. С двенадцати лет жила в приюте, до двенадцати… ну, об этом позже. В пятнадцать вступила «не в ту компанию», а с семнадцати гастролирую по колониям. Не жизнь, а сказка.
— Эй, уголовница! – послышался рявк за железной дверью. — Еще не подохла?
Я, быстро спрятав амулет в матраце, усмехнулась и, обернувшись, уставилась волком из-под грязной, растрепанной, длинной челки на входившего надзирателя:
— Ради вас живу.
— Щас по морде своей уродской получишь, — прогремел он, сильно дёрнув меня за руку. — К тебе психолог пришел.
— А ну пошевеливайся, больная, — проскрипел второй надзиратель с отвратительными крысиными усишками, показательно стуча палкой по второй руке. Шаблонное поведение.
Меня повели через двор в другой «корпус», где предстояла встреча с психологом.
Воздух здесь и правда восхитительный…
По-особенному грубо затолкнув меня в камеру с душетолком[2], надзиратели удалились. Я, уставившись на урну возле стола, начала вертеть чуть не вывихнутой рукой, демонстративно игнорируя женщину в строгом костюме в полоску. Ее крашенные русые волосы были собраны в высокую гулю, напоминавшую кнопку «Да» в талант-шоу. Она отвратительно дружелюбно улыбалась и, казалось, вообще не реагировала на мое игнорирование.
Я презрительно щелкнула языком:
— Здрасте, София Романовна.
— Добрый день, Кариба, — полился мягкий бархатистый голос. Ее карие глаза тепло улыбнулись. — Как день прошел?
— Замечательно, — брякнула я и рухнула на стул.
— Впрочем, как и всегда, — она сделала запись в блокноте, усеянном стикерами.
София Романовна была единственным человеком, кто ни разу не назвал меня какой-то там Кариной. Поэтому в общении с ней я не испытывала сильный рвотный рефлекс. Скорее всего, у нее работа такая — быть вежливой. Но мне все равно она казалась хорошим человеком. Ну, естественно, хорошим, если сравнивать ее с колонией и отвратительной жизнью в целом.