Пока сопровождающий меня врач вышел покурить на балкон, я начала собирать свои манатки, как будто завтра и правда должен был начаться Апокалипсис. Я засунула в сумку сменную одежду (свою новую спортивную форму) и, естественно, амулетик в виде согнутой вилки. Обула новые кроссовки, потому что нынешние раздолбыши больше не вписывались в имидж, повязала на голову свой неизменный платок, чтобы челка не мешала, и взяла под мышку атлас с Гоголем. Не люблю, когда там, где я нахожусь, нет ничего, кроме меня.
После водных процедур я села на кровать и начала дожидаться Софию Романовну. Почему-то эту встречу я и правда ждала.
*** *** ***
Дверь открылась, и появился мой психолог. Она, к моему приятному удивлению, была встревожена. Неужели у нее есть слабости? Интересно, какие же.
Я выжидающе, немного ехидно на нее смотрела, сидя на кровати по-турецки. В палате были только мы, камеры глаз не мозолили. А жаль, такое представление будет, но его никто не увидит.
Душетолк села на поставленный для нее стул и улыбнулась как ни в чем не бывало:
— Добрый день, Кариба.
Я скорчила рожицу. Ты меня не проведешь.
— Здравствуйте, — на все тридцать два зуба улыбнулась я. — Как жизнь?
— Сносно. Я очень рада, что лихорадка закончилась. Как ты сейчас себя чувствуешь?
Как тему поменяла, молодец.
— Сносно. Не думала, что вы все равно настоите на приеме. Надеюсь, что эта палата не вызовет никаких плохих ассоциаций с вашей работой.
Вдруг она побледнела. Я удивилась такой ее реакции, поскольку просто хотела подколоть насчет того, что она общается с психбольными.
— Я приехала, чтобы тебе помочь. Ты же знаешь, что твои видения и головные боли связаны с твоим прошлым. Думаю, твои приступы тоже имеют к этому непосредственное отношение.
— Приступ-ы? — если бы могла, я бы подняла бровь, но я по этой части лох.
— Да, я поговорила с твоими врачами. Почему ты мне не рассказала? — она явно изо всех сил пыталась сделать так, чтобы ее голос звучал спокойно, и старалась скрыть… А что именно скрыть, я не могла понять… Досаду? Или она рассержена? Что-то она часто теряет свое лицо.
Я решила посмотреть, как она на это отреагирует:
— Не хотела. Это мои проблемы.
После небольшой паузы София Романовна, чьи глаза примерили несколько разных эмоций, спокойным мягким тоном ответила:
— Кариба, я твой психолог. И я как человек хочу тебе помочь. Всем сердцем.
Я молча на нее смотрела, поджав губы. Почему ее эмоции и ответ частенько имеют на меня влияние? То есть я хотела сказать, что это не сильно меня тронуло, да и вообще не тронуло, но во мне почему-то ощутилась ответная реакция, которая может ничего не значить, но странно, что она появилась. Беспорядок какой-то.
Я молча посмотрела в ее глаза, на ее руки, крепко сцепленные, затем нехотя произнесла, отведя от нее взгляд:
— У меня в последнее время не было видений. Только один раз, через несколько дней после вашего визита.
— И что же это было? — фальшиво спокойно поинтересовалась она. Или, возможно, меня подгоняли.
— Человек на фоне пламени. Он стоял в дверном проеме, а за ним и вокруг него все горело, — и быстро добавила, показывая свое абсолютное безразличие. — Не знаю, кто это, не спрашивайте.
София Романовна ничего не записала в блокнот. Вместо этого она положила ногу на ногу, о чем-то усиленно размышляя.
— О чем ты подумала перед тем, как он тебе показался?
— Да просто тень свою увидела на красном заборе.
Нотка разочарования прозвучала в ее «угу». Она что-то записала и подняла глаза на меня.
— Тебе здесь плохо, — прозвучало как утверждение.
Я опять отвела взгляд.
— Может, твоя жизнь в колонии должна уже закончиться?
Я не ожидала этого вопроса и уставилась на Софию Романовну так, как будто она только что здесь появилась.
— Может, тебе пора начать новую жизнь. Без колючей проволоки и надзирателей? Ведь тебе же самой это надоело, не правда ли? — опять этот странный взгляд, который мне сложно разгадать, но я отчетливо заметила, что его доминирующий оттенок изменился.