— Отец Иннокентий, — с несвойственной Бандилу неуверенностью и нетвердостью произнес он, — прошу прощения, что ранее сомневался в компетенции монахов.
Подобное откровение было ожидаемо только для Амадеи, которая проработала с Бандилом около восьми лет. Остальные же молча без всяких манер удивленно уставились на него, посчитав причиной такой открытости только алкоголь.
— Не будем ворошить давно забытое прошлое, — также скромно ответил отец Иннокентий, хотя небольшой, еле заметный румянец все-таки проступил на его лице.
«Если не ошибаюсь, — думал Иван Прокофьевич, — подобной техникой владеет не каждый монах. Однако очистить и осветить замок в одиночку… На такое и не каждый игумен способен», — он внимательно следил за отцом Иннокентием.
Еще некоторое время представители Временного правительства обсуждали мероприятия по очищению страны от негативного айпейрона, однако в этом Бандил, которого отправили домой, отец Иннокентий и отец Даниил не участвовали. Послушник повел еще более побледневшего монаха в его покои, чтобы оказать необходимую медицинскую помощь. На заседании было решено, что необходимо оградить примыкающий к столице лес для совершения зачистки и оставить небольшие отряды в каждом поселении для дежурства под предлогом «учения новобранцев». Также без внимания не остался «Феникс». Однако по отношению к этой проблеме представители не пришли к единому мнению, поэтому вопрос остался открытым.
На часах пробило половину четвертого ночи.
— На этом стоит остановиться, — нарушила молчание Амадея. — Предлагаю оставшиеся вопросы обсудить на свежую голову в следующий раз. А пока нужно набраться сил. Нам еще предстоит много дел.
Заседание было окончено. Амадея, Иван Прокофьевич и Лимад отправились по домам, Адрио и Пенелопа — в замок. Ландор решил присоединиться к последним, чтобы не тратить время на поездку домой в другую часть Авилона. Войдя в отведенную ему комнату, обессиленный Ландор рухнул на кровать, в этом же положении он моментально заснул.
Глава 6.2
— Ты на чьей стороне был, предатель? — возмущенно воскликнула Пенелопа, нагнав Адрио на четвертом этаже. Обида успела вернуться.
— Ты уже определила меня к одной из сторон? — он внимательно на нее посмотрел с теплотой, которую Пенелопа трактовала, как насмешку.
— Так тебе смешно! — она стояла в проходе, сложив руки под грудью. На ее лице читалось явное раздражение с еле заметными нотками обиды.
— Пенелопа, в тот момент правильно было промолчать. Иван Прокофьевич…
— Иван Прокофьевич — то, Иван Прокофьевич — это, — она мрачно жестикулировала. — Ты только о нем и говоришь!
— Я не понимаю причину твоего раздражения, — спокойно признался Адрио, нахмурив брови.
Пенелопа хмыкнула.
— Нашел себе брата-товарища, — и она, пытаясь изображать равнодушие, направилась дальше по коридору, нервно стуча каблуками. Проходя мимо Адрио, девушка почувствовала, как он схватил ее за локоть той самой рукой, которой недавно опирался о стол.
— Что с тобой?
— Со мной все нормально, — отчеканила девушка, взяв в хиленькие тиски буйные, как стихия, чувства. Она знала, что именно такой ответ ненавидят мужчины, поэтому так и сказала. И потому, что другое в голову вовремя не пришло.
— Ты просто устала, поэтому и злишься, — как будто не замечая укола Пенелопы, произнес Адрио и отпустил ее локоть.
— Я могу злиться, и не устав.
— Тогда причина мне не понятна. В любом случае хорошенько отдохни.
Пенелопа, насупившись, смерила его взглядом и ушла, не заметив, что Адрио, когда она скрылась за поворотом, криво улыбнулся. Он считал Пенелопу очень своеобразным человеком и, как правильно когда-то подметили окружающие, только ему и Ландору хватало терпения выносить ее заносы.
Ранее Адрио и сам относился к тем людям, которых раздражало высокомерие и капризность Пенелопы. Ее выходки выглядели как проделки эгоистичного, избалованного ребенка. Адрио молча и безразлично, как всем казалось, наблюдал за ней, в то время как другие не упускали возможность пустить очередную колкостью за ее спиной. И никому не было известно, какое усилие прилагал Адрио, чтобы погасить свое раздражение. Короче говоря, она была единственной, кто выводила его из себя. Ему, спокойному и рассудительному, были непонятны ее беспричинные препирательства и войны с родственниками и окружающими. Ее неприятная натура отталкивала его все сильнее и сильнее с каждым годом. Поэтому, чтобы не быть втянутым в эпицентр бури, он пытался всевозможными способам ее избегать. Так длилось на протяжении многих лет, до того как один единственный случай все не изменил. Произошло это три года назад — на настоящих похоронах Хранителя Вадима.