Кучер обогнул круглый холмик, державшийся только благодаря мощным корням древнего кедра, от которого остался пень двухметрового диаметра, и выехал на более широкую и удобную дорогу. Там он уже прибавил скорости.
Пенелопа, не переставая наблюдать из окна, увидела скачущих слева от кареты Ландора и Адрио, которые ранее из-за ширины дороги ехали или где-то впереди, или где-то сзади. Они освещали путь огненным носителем на руке и что-то яро обсуждали, точнее Ландор что-то эмоционально рассказывал, а Адрио коротко отвечал, но было видно невооруженным глазом, что беседой поглощены были оба. Пенелопа любила за ними наблюдать со стороны еще со времен академии, и сейчас не могла упустить эту возможность. Вдруг Адрио посмотрел на Пенелопу, причем он совершенно не был удивлен, когда они встретились глазами. Она застенчиво улыбнулась, поскольку не ожидала быть замеченной, а после того, как пересеклась взглядом с забавно улыбнувшимся Ландором, и вовсе покраснела. Как будто ничего не произошло, она с наигранным равнодушием и серьезностью придвинулась ближе к окну и посмотрела впереди дороги. Они ехали по широкой аллее, окруженной молодыми кедрами, посаженными чуть поодаль друг от друга, а дальше, на расстоянии всего двадцати-тридцати метров, полотно, сотканное из лунного света, обтекало высокую каменную стену, поросшую плющом, и такие же высокие, но железные распашные ворота. Вдоль стены рядом с воротами росли взъерошенные кусты, а за стеной начинался кедровый лес. Вблизи ворот стояло небольшое красное тории, внутри которого висела деревянная табличка. Пенелопе не нужно было подъезжать ближе, чтобы понять, что там было написано изящными, переплетенными лозами буквами, — «Кладбище имени Андолин Великолепной». Девушка умиротворенно улыбнулась, чувствуя обволакивающее ее знакомое приятное спокойствие.
Когда карета остановилась, Пенелопа надела такой же браслет с огненным носителем в виде драгоценного камня, как у друзей, спустилась на землю и огляделась. Стены из светлого камня не только поросли плющом, но и покрылись патиной, не пощадившей и решетчатые ворота, за которыми виднелись вырванные лунными лучами из тьмы мирно стоящие памятники, а впереди них, напротив ворот, как стражи, возвышались освещенные статуи святых. Это был самый первый вход на кладбище, менее броский и более обветшавший, который ныне служил запасным выходом, уступив главенство монументальному и пышному парадному входу, построенному столетиями позже.
— Ух, вот это видок! — присвистнул Ландор, спрыгивая с лошади.
— Да, ночью это выглядит еще эпичнее, — согласился Адрио, тоже спешившись и взяв лошадь под уздцы.
— Зато спокойно и тихо, — вставила Пенелопа, рассматривая немного облупившуюся краску на тори.
«Нужно будет подкрасить», — подумала она, прикоснувшись к ним рукой с носителем.
— Да-а, — потянул Ландор, — я бы сказал, гробовая тишина, — и рассмеялся.
— А насчет спокойствия я бы поспорил, — произнес Адрио, не сводя глаз со смеющегося Ландора, который после этих слов разошелся еще сильнее.
— Ландор, прекрати! — фыркнула на него Пенелопа. — Иначе распугаешь всех живо…
Разразился смех пуще прежнего, даже всегда спокойный Адрио не смог оставаться с каменным лицом, когда в метре от него корчился от заразного смеха его друг.
— Их?! — продолжая смеяться, Ландор указал на памятники. — Это как напугать ежа голой жопой! Они сами кого угодно..! — дальше прозвучало нечто нечленораздельное и высокой тональности.
— Чт-о? — прыснула Пенелопа, поддавшись атмосфере, не пощадившей даже Адрио. — Так, — твердо начала она, пытаясь взять вверх над эмоциями, — кажется, мы о ком-то забыли, — и с этими словами направилась к карете, к правому окошку которой прилипла мордашка круглоглазого икающего хомячка.
— Ну и что ты тут сидишь?
— А что там происходит? — спросила Кира, когда к ней подошла Пенелопа.
— Приступ ребячества, — отрезала она, но ее лицо контрастировало с избранной интонацией. — Выходи уже, у нас много дел.
— Ждите нас здесь, — приказала она кучеру и, не став дожидаться, пока девушка вылезет из укрытия, вернулась к друзьям. На самом деле она и правда забыла, что ехала в карете не одна. Так сильно она была поглощена внутренними ощущениями.