После этого жизнь Великих драконов и их воспитанницы шла ровно и спокойно, насколько это вообще возможно в Запретном пределе. Великие учили свою юную воспитанницу всему, что должна знать истинная королева: охотничьим уловкам, вызову и контролю боевой ярости, стремительному полёту и правильному пикированию, по мере сил пытались образовать её, передавая своё знание драконьих мудростей, и, заодно, обучали языку людей и вампиров. И вот три года спустя юная Злата уже вполне сносно умела подкрасться к затаившемуся в сухих ветвях пауку-сапожнику и сжечь его струёй пока жиденького, но всё же настоящего драконьего пламени. Она могла, в отличие от прочих юных драконов, вполне разборчиво пробормотать пару десятков слов на языке людей и многое понимала из их речи. Она уже не уставала во время двухчасового полёта. Она умела многое, кроме одного: как создавать межмировой мост. Знание-то у неё имелось — это было заложено в инстинктах любой королевы, а вот с силёнками дело обстояло куда хуже.
Тринн и не надеялась, что малышка сумеет воплотить такое могущественное заклинание. Когда-нибудь — наверняка, но, разумеется, не сейчас, не через год и даже не через десять. По её прикидкам должно пройти лет пятьдесят, прежде чем Злата станет достаточно сильной для создания такого моста. Это обычный срок для любой королевы. Вот только в их случае пятьдесят лет — слишком долго.
Потому что по сведениям, изложенным младшим братом, сверхголем должен вскоре умереть. Или големы не умирают, а перестают быть? Неважно. Сами драконы не очень-то общались с могущественным существом, как и он с ними, поэтому Тринн пришлось поверить на слово Диллю. Впрочем, тот сам узнал об этом от старикашки-гроссмейстера, которого голем удостоил личной встречи, во время которой и сообщил эту неприятную новость.
«Вскоре» — понятие растяжимое. Новостью это известие было три года назад, а голем до сих пор жив и по-прежнему охраняет запечатанный портал. Но чем больше проходило времени, тем ближе был срок завершения жизни Единого. Сколько он ещё протянет — неизвестно. Тринн и Аид, наплевав на собственную гордость, направились к логову Единого, чтобы поговорить с ним. Но Единый их не принял. Он просто создал настолько плотный барьер вокруг себя, что оба Великих не смогли через него пробиться. Ну и поговорить, соответственно, тоже. Так ни с чем они и вернулись.
А потом Тринн и Аид начали замечать странную пульсацию тьмы, из которой состоял Запретный предел. С момента создания это была плотная и однородная магическая субстанция, равномерно покрывающая огромную площадь, центром которой являлся портал некромагов. Затем начинались сумеречные земли, в которых обосновались бледные клыкастики. А потом любое воздействие магии Единого прекращалось, и свет солнца больше ничем не сдерживался — там была обычная земля и обычное небо. Но постепенно всё менялось, особенно в последнее время. Запретный предел начал пульсировать, тьма стала неравномерной и, словно живое существо, шевелилась и двигалась. Люди и даже вампиры ничего не замечали, но драконы, с их сверхчувствительностью к магии, обнаружили это странное явление.
И оно встревожило Великих. Возможно, само по себе оно и не было чем-то опасным, но вместе с ним в Запретном пределе начали происходить другие непонятные вещи. Во время каждой такой пульсации нежить, поднятая Единым, начинала активничать сверх меры: скелеты давно умерших воинов всех рас тащили свои пожелтевшие кости туда, где ещё недавно даже не думали появляться — а именно, к гнездовью драконов. Тринн и Аид, понятно, легко выжигали орды бродячих костяшек, но это было странно. Раньше Единый никогда не позволял своим неживым клевретам вредить драконам.
Да и прочие его создания вели себя ничуть не лучше. Особенно много доставляли неприятностей виверны. Эти летающие ядовитые недоразумения во время дрожания тьмы слетались к гнездовью и активно пытались наплевать (в прямом смысле) на драконов. То, что их яд на Великих не действовал, виверн ничуть не останавливало. Они гибли десятками до тех пор, пока пульсация Запретного предела не прекращалась, после чего крылатые в панике разлетались прочь, словно осознав всю безрассудность и бессмысленность собственного поведения.
После пятого или шестого такого нападения на гнездовье, Тринн снова отправилась к голему — на сей раз твёрдо настроенная на разговор, как бы Единый от неё ни скрывался. Аид остался с малышкой Златой. Запретный предел вновь начал свою непонятную пульсацию, поэтому Тринн по пути пришлось спалить пару десятков мертвяков, целенаправленно двигавшихся к гнездовью драконов, и сшибить несколько виверн. А добравшись до места, где по её ощущениям обретался голем, Тринн увидела странную картину. Тьма Запретного предела клубилась и шевелилась вокруг Единого, сам голем неподвижно застыл, широко раскинув в стороны огненные руки, а уродливо-толстые каменные ноги голема плотно стояли на земле. Туловище из воздушных смерчей казалось чрезмерно раздутым — во всяком случае, драконица подумала именно так, уж очень оно было непропорциональным по отношению к остальным частям тела. Но не это удивило Тринн, а лицо Единого, блестящее от магического льда и выражавшее непомерное страдание. Бесформенный рот был разинут в беззвучном крике, а огненные глаза — обычно яркие и менявшие цвет от бело-оранжевого до раскалённо-красного, теперь выглядели двумя тусклыми багровыми колодцами. И в этих гаснущих глазах Тринн не увидела ни одной искры разума. Перед ней стоял безумец. Только теперь она поняла, почему столетние костяшки пытаются напасть на драконов, почему виверны и прочие искусственно выведенные Единым создания лезут к гнездовью. Он на время теряет связь с реальностью и больше не контролирует своих живых и неживых слуг, а те действуют так, как это заложено в их инстинктах — нападают на чужаков. Потом, видимо, голем приходит в себя, и зомби вновь начинают его слушаться.