Эндо разжал кулак, боль исчезла, как и силуэт. Эдвард развалился на полу пытаясь прийти в себя, пот стекал ручьем. Пускай ему и стало лучше, но он никак не мог забыть о боли и криках. Матильда, которую покинул Эндо, открыла глаза и повернулась в сторону Эдварда. Увидев своего вождя, беспомощно лежавшего на полу, она тут же подбежала к нему. Несмотря на произошедшее, с заботой и уважением она подняла его на ноги. Даже после случившегося он оставался избранником Эндо.
– Тридцать душ, это такая малость, за такой подарок. Устроим соревнования, тем самым растрясем засидевшихся. А слабые отдадут свои души, ради великой цели.
Эдвард понимал, что Матильду ничто не сможет остановить. Аккуратно она подвела его к воротам, не много приведя в порядок, Эдвард был готов выйти к людям. Но только внешне.
Матильда вновь распахнула перед ним ворота, Эдвард вышел вперед на край ступеней, она же стояла чуть позади. Эдвард глядел на толпу всматриваюсь в лица людей, освещенные факелами. Уставшие и угрюмые взгляды, заглядывали в рот вождю, готовые ловить каждое его слова, в надежде на лучшее. Также были и те чьи лица озаряла улыбка, они внимали любому слову и были готовы на все, понимая всю серьезность происходящего и какую важную роль они играют для будущего всех северян. Раненые воины, стояли рядом с женами и друзьями опираясь на них. Эдвард читал в их глазах надежду на хотя бы не большой перерыв, рядом с ними стояли и жены погибших в бою, слезы покрывали их глаза, спешно скатываясь по щекам. Но всех их объединяло одно стойкое чувство ожидания, когда же их вождь заговорит.
– Дети пустоши! Мы вновь понесли поражение, но… – Эдвард тяжело сглотнул и опустил голову.
Матильда незамедлительно подошла к нему.
– Давай я. – прошептала она.
– Вы боитесь и сомневаетесь! – продолжил он вновь. – Я разделяю…
Ты должен быть сильным в их глазах! Прокричал в голове отец.
– Хватит! – Эдвард не выдержал, схватился за голову и попятился назад.
Изгнанники стали перешептываться, искоса поглядывая на вождя, что на их глазах, сходит с ума. Двое крепких воинов поднялись по ступеням и подхватили Эдварда, боясь, что тот упадет.
– Наш вождь, очень переживает за всех нас, ему нездоровиться! – переняла слово Матильда и стала величаво вещать. – Наш покровитель недоволен недавними провалами, но все же он печётся и готов даровать нам новую силу. Завтра в его честь мы проведем соревнование и тридцать слабейших бойцов положат свои души на его алтарь. – Толпа подняла недовольный гул, но праздные возгласы старались перебить его. Поднялся шум, но Матильда не сдавалась. – И он дарует нам силу! С которой мы разрушим стены Верида!
Но толпа бушевала, ругань переросла в потасовку, и друг бросился на друга. Женщины выхватывали оружие из рук воинов, что пытались успокоить людей. Раненые воины бросались на тех, кто довольно внимал словам Матильды выбивая им челюсти. Большая потасовка, где было не ясно кто за кого бьётся.
Их нужно завести в башню. Прозвучал голос в голове Эдварда отчетливый и пронзающий душу.
– Да что ты несешь! – прокричал Эдвард, трепыхаясь в руках телохранителей.
– Смерть избраннику! – вдруг донесся голос из толпы.
Копье вылетело в сторону Эдварда, но из-за того, что тот болтался из стороны в сторону, оно пролетело мимо, разбившись о ворота башни вдребезги.
– Защитить вождя! – дала команду Матильда и еще двое воинов выскочили из толпы, словно ожидая этой команды.
Они тут же стали уводить Эдварда, в такой шумихе никто не обращал внимания на вождя. Уходя все дальше Эдвард слышал лишь звон железа и глухие удары дубинами, сопровождаемые криками и стонами. После на всю округу прозвучали истошные вопли, словно заживо горящий людей, Эдвард понял в бой вступила Матильда. Воины занесли Эдварда в избу и усадили на кровать. Он продолжал держаться за голову и извиваться из стороны в сторону, будто бы пытаясь увернуться от назойливых голосов.
– Уйдите! – завопил Эдвард. – Стойте снаружи!
Воины недоумевающе переглянулись, но все же оставили Эдварда, боясь, что их покарают за невыполнение приказа. Он лежал и ворочался на кровати, голоса родных сплелись в один не приятный и невыносимый звук, что разъедал его изнутри. Он не знал, как остановить их, а поэтому смирился, все мысли что беспокоили его, исчезли, а за ними стали утихать голоса. Он вновь погрузился во мрак, и пытался рассуждать, так словно смотрел на мысли сквозь пальцы. Он не думал о конкретике, ему хватало основной сути, которую не мог выцепить его любимый отец. Когда голоса успокоились он решил попробовать сорвать ожерелье, но тут же его вновь пронзила мучительная боль и он рефлекторно убрал руку с кровавого камня. Вновь погрузившись в темноту, он уснул.