Хранитель
Некоторые тайны не стоит открывать, ибо они хранят больше зла, нежели истины. Наджмуддин аль-Казвини
Хранитель был неприятным человеком. Все это говорили. Высокий, худой, сутулый, с вечно недовольным лицом и пронзительным взглядом донельзя холодных глаз. Он жил недалеко от центра Светлогорска, на стыке трёх старых улиц, в обветшалой немецкой вилле щедро разделённой на несколько крошечных квартир. Нелюдимый и осторожный как дикий кот, он появлялся и исчезал словно призрак, покидая свой дом на заре либо с наступлением сумерек. Заметив людей он неизменно сворачивал в переулок и его длинная тень в широкополой шляпе таяла среди густой зелени, которой так славится этот милый курортный городок. Его маршруты были бессистемны и путаны. Одни видели Хранителя прогуливающегося рано утром по обрывистому берегу близ Волчьей котловины, другие - шагающего в сумерках по старому кладбищу, третьи частенько замечали его одинокую фигуру в конце пустынного пляжа, там, где белоснежный песок скрывался под бугристой мозаикой разноцветных валунов. Случалось и мне сталкиваться с ним, как правило в Варникенском лесу, в стороне от проторенных туристических троп, где я гулял с собакой, а он следовал куда-то по своим странным делам. Завидев меня он тотчас же сворачивал в сторону и быстро исчезал из виду. Поначалу меня это забавляло. Однажды, шутки ради, я решил скрытно проследить за ним, но куда там! Чудак сразу же заметил «хвост» и помчался от меня вприпрыжку, так что я решил больше его не беспокоить. Впрочем, понятное дело, мой интерес к нему от этого нисколечко не угас. Только когда на побережье налетали зимние шторма и старый город становился практически безлюдным, Хранителя можно было увидеть безбоязненно разгуливающим при свете дня. Будто бы наслаждаясь порывами ледяного ветра с дождём и снегом, он неспешно осматривал свой город, размеренно прогуливаясь то мимо водолечебницы, чья старая башня, почерневшая от времени и дождя напоминала его самого, то по прибрежным улицам, глядя с сорокаметровой высоты на бушующее море, то просто сосредоточенно расхаживая взад-вперёд по пустынной набережной Мельничного пруда, придерживая костлявой рукой свою драгоценную шляпу. О нём болтали всякое. Одни считал его маньяком, о чьих ужасных преступлениях мы ещё услышим, другие - колдуном, раскапывающим старинные могилы в поисках древних артефактов, третьи - просто психически ненормальным человеком, от которого стоит держаться подальше. Были и те, кто приписывал ему всё вышеперечисленное грехи одновременно. Не могу не признать, что для этих подозрений имелись некоторые основания. К примеру, Хранитель не раз утверждал, что его знаменитая чёрная шляпа, давно потерявшая от долгой носки былой шик, ранее принадлежала Петеру Кюртену – тому самому «Дюссельдорфскому чудовищу», которого в 1931 году казнили лицом вверх на гильотине за серию кровавых убийств и поджогов. Так это было или нет, проверить было едва ли возможно, но сам факт подобных разговоров рождал множество слухов. Если же учесть все его прочие странности и помножить их на пронзительную провинциальную скуку, то было не удивительно, что легковесные домыслы быстро превращались в безапелляционный приговор. Лишь в одном все сходились единогласно – лучшего знатока этих мест было не сыскать. Старожилы хорошо помнили те времена, когда Хранитель водил небольшие экскурсии по Калининграду, показывая праздным зевакам укромные уголки старого Кенигсберга. Особое внимание он уделял подземным сооружениям древнего города. В те времена он и получил своё прозвище. Поговаривали, что его ночные экскурсии были настолько пугающие, что желающих посещать их было совсем немного. Те же смельчаки, что отваживались рискнуть и спуститься с ним под землю, по возвращению рассказывали жуткие небылицы и явно были под большим впечатлением от увиденного. Но однажды дело кончилось скверно: пара туристов, ослушавшись его категорических наставлений, решили повторить ночной тур самостоятельно и спустились в старый колодец без надёжного провожатого. Их вспухшие и обглоданные крысами тела нашли лишь спустя несколько дней. Дело замяли, но Хранителя с той поры будто подменили. Он сделался замкнутым, забросил экскурсии и занялся торговлей антиквариатом, в чём, опять же по слухам, весьма преуспел. Правда, ни на его внешнем виде, ни его на повадках, это мнимое богатство никак не отразилось. Он по прежнему жил в своей маленькой квартирке, всюду ходил пешком и носил вещи, которые можно было бы смело выбросить на помойку. Впрочем, не смотря на это, в нём по-прежнему имелся некий клошарный шик. Глядя на его долговязую фигуру в черном пальто, небрежно намотанном длинном шарфе и широкополой шляпе, я легко мог представить его праздно шатающегося по Латинскому кварталу, вдумчиво пьющего кофе на Монмартре или рассеянно прогуливающегося вдоль Сены. Последним ударом для Хранителя по всей видимости стало неожиданное самоубийство его старинного друга и верного компаньона. Трагедия произошла около десяти лет назад и окончательно подкосила его веру в человечество. Начиная с этого момента он сделался законченным мизантропом и столь преуспел в этом ремесле, что теперь никто в округе и сам не желал иметь с ним дело. Словом, от прежнего элегантного и весьма эрудированного экскурсовода, безупречно владеющего немецким не осталось ничего, за исключением безмерного презрение к любым новоявленным гидам, которых Хранитель определял, как нечто среднее между вокзальными попрошайками и балаганными зазывалами. Признаюсь, я и сам ужасно не любил однообразные лубочные экскурсии, которыми так щедро пичкают непритязательных гостей этих мест. Отчего то я был уверен, что у открыточно-пряничного Светлогорска имелись и свои мрачные секреты. В конце концов, сколь ни мало было это поселение, ему насчитывается без малого 9 веков проведённых в обрамлении загадочных лесов Самбии и исполинского дыхания Балтики. Одного этого вполне могло бы хватить на хороший роман, но, увы, кого бы я ни расспрашивал про тайны Светлогорска, все в один голос твердили то, что можно было найти в любой краеведческой книге. А потому, в сотый раз прослушав историю крохотного прусского поселения Рузе-Мотер, завоевания его рыцарями Тевтонского ордена, строительства самой большой на полуострове мельницы, возникновения курорта Раушен, а следом - Светлогорска, я оставил эти попытки. На некоторое время я смог убедить себя, что тёмные воды Мельничного пруда близ останков разрушенного замка действительно не хранят зловещих тайн, что угрюмый лес вдоль ручья Катценбах не наполняется в туманные дни шепчущимися призраками, а клубящаяся в ночи бескрайняя громада моря не зовёт меня к себе утробным гулом прибоя. Всё это было лишь плодом моего воображения, решил я, и оставил попытки найти нечто большее, чем было предложено. В конце концов ведь именно это многие и называют жизнью! Лишь иногда, прогуливаясь по притихшему осеннему городу и замечая вдалеке призрачную фигуру Хранителя в жуткой чёрной шляпе, моё сердце вновь пускалось вскачь. Мне начинало казаться, что я виж тени прошлого гуськом пересекающие старый Лиственничный парк и сворачивающие в сторону Волшебного леса, чтобы затем, под покровом тьмы, направится к мысу Венеры, за которым низкое балтийское небо сливается с бушующей громадой моря. Нет, этот город определённо знал больше, чем предполагали его новые жильцы. Несмотря на все перемены Раушен жил своей жизнью и не был готов делиться сокровенными тайнами с первым встречным. Чтобы бы понять его требовалось нечто большее, чем простое знание истории. Нужны были долгие часы одиночества на его тихих улочках, проведённые в объятьях таинственного морского тумана и чужих несбывшихся грёз. Нас свёл случай. Как то осенью я заехал в Калининград по делам, а покончив с ними неожиданно быстро решил немного прогуляться. День был в меру погожим и я побрёл куда глаза глядят, дымя трубкой и ни о чём не думая. Старинные улочки неспешно сменяли одна другую и после пары часов бесцельного шатания я забрёл на известную городскую барахолку, что расположилась близ одной старой башни. У меня ещё оставалось немного времени до электрички, поэтому я начал разгуливать меж столиков, глазея по сторонам и рассеянно перебирая груды всякой всячины. В одном месте мне на глаза попался причудливый латунный ключик с узкой витиеватой головкой. Он был мне совершенно ни к чему, однако, поддавшись внезапному порыву, я купил грошовую вещицу и почти не глядя сунул её в карман. Пора было домой и я заторопился к выходу, когда услышал за своей спиной нечто похожее на мучительный стон. Я повернулся и остолбенел – напротив меня стоял Хранитель и сверлил меня своим пронзительным взглядом, в котором читалась смесь досады, раздражения, гнева и ещё чего-то совершенно для меня не лестного. Это продлилось не более пары секунд, после чего он зашагал прочь, оставив меня в некотором недоумении. Я никак не мог понять, чем же я ему не угодил, но затем меня осенило – ключ! Он тоже явно ему приглянулся, но так получилось, что я его опередил. Внутри меня что-то щёлкнуло. Лучшего момента для знакомства трудно было придумать. Была не была! - решил я и поспешил вслед за плывущей над толпой широкополой шляпой, благо, что нам было по пути. Я на