— Постараемся, чтобы они с нами ничего не сделали. Ты видел, во что они превращают трупы тех, кто к ним в руки попадает? Топорами, гады, работают! Правильно, что Матерый не хочет таких соседей под боком терпеть.
— Да откуда они взялись? Беглые рабы?
— Вряд ли, — низким, хриплым голосом вступил в разговор третий путник. Коряга и Орешек тут же замолчали и уважительно к нему обернулись. — Я видел тела жертв. Действовала не только невероятно сильная, но и очень умелая, точная рука. Рабу так не наловчиться, разве что лесорубу на лесосеке. Впрочем, тут есть загадки и посложнее…
Мрачный человек замолчал, внезапно утратив интерес к разговору. Его собеседники почтительно ожидали продолжения, затем самый молодой из них не выдержал:
— Какие загадки, Аунк?
Аунк, оторвавшись от своих мыслей, поднял на него ледяные серые глаза.
— Ну, например: зачем убийцам крошить тело человека, который убит с первого удара? А я ручаюсь, что с первого…
Ручательство было принято с полным доверием: Аунк знал о колющем и рубящем оружии решительно все и немножко сверх того.
— Это что же, — потрясенно спросил Коряга, — они так озверели, что рассудок потеряли и по мертвецу топорами молотили?
— Не похоже, — покачал головой Аунк. — Удары точные, расчетливые. Кто-то разделывал тело, как мясник — свиную тушу. — Аунк на миг замялся. — Да, мне показалось, что кто-то разрубал мясо для еды. Тем более что некоторых кусков не хватало.
Орешка замутило, а Коряга непонимающе спросил:
— Это зверь, что ли?
— Вот именно, медведь с топором! — насмешливо отозвался Аунк.
Никому другому Коряга не простил бы издевки. Но с Аунком опасался спорить даже Матерый, свирепый главарь разбойничьей шайки. Поэтому Коряга позволил себе лишь злой выпад, спрятанный под завесой почтительности:
— Ну, какое бы там ни было страшилище, тебе бояться нечего. Тебе ведь еще долго жить, аж два месяца, сам говорил…
— Семьдесят четыре дня, — невозмутимо поправил его Аунк.
— А тошно, небось, знать, когда помрешь! — с притворным сочувствием вздохнул Коряга, стараясь побольнее уколоть противника.
Но он имел дело с опытным фехтовальщиком. Аунк и бровью не повел.
— Нет, почему же? — спокойно отпарировал он. — По-моему, куда хуже не знать дня своей смерти. Бродишь себе по земле, посапываешь в две дырки… а может, тебе не суждено дожить до завтрашнего утра.
— Хватит рассиживаться! — обиделся Коряга. — А ну, вставайте оба, пошли дальше!
И поднялся первым, отряхивая с одежды песок.
Тут-то и оборвалась туго натянутая ниточка злого ожидания, тут-то и показала себя недобрая чужая сила, в страхе перед которой замер лес.
В одной из вырытых в обрыве пещерок коротко прошуршал песок, из отверстия прянуло что-то длинное, гибкое, упруго и резко взметнулось над жертвой, с тупым хряском обрушилось наискось вниз…
Тело Коряги беспомощно осело, заливая песок сильной струей крови. Отрубленная бородатая голова покатилась к воде Аунк и Орешек вскочили, выхватили мечи одинаковым движением — точным, быстрым, красивым. Два человека, такие разные, стали вдруг похожи: та же боевая стойка, тот же зоркий взгляд без тени страха…
Из пещерки высовывалась, как сначала показалось людям, змея с непропорционально большой головой. На голове серо тускнел острый гребень, который сбегал с затылка на лоб и выдавался вперед и вниз длинным клином. Вокруг гребня поблескивали маленькие глазки — издали было и не сосчитать, сколько их.
Чудище подалось вперед, и стало ясно, что это не змея, а тварь с невероятно длинной — локтя в три — и очень гибкой шеей. За шеей на свет показалось длинное членистое тело на четырех парах лап.
Гигантская грязно-бурая «гусеница» соскользнула вниз головой по склону на песок и застыла, не понимая, почему жертва не бросается наутек. Тварь любила догонять и бить в спину.
На этот раз никто не собирался доставлять ей такое удовольствие.
— Какой гребень-то острый! — хладнокровно сказал Аунк, словно разглядывая чудовище сквозь решетку клетки. — Вот это и есть топор, который мы искали.
— Вижу, — отозвался Орешек, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Поздравляю с находочкой, можешь взять ее себе. Там еще две выглядывают…
— Где?.. А, вижу! Молодец, ученик! И четвертая высовывается…
Сердито фыркнув, первая «гусеница» ринулась в бой. Остальные уже спешили ей на помощь.
— Та, что ближе, — моя! — бросил Аунк и встретил метнувшееся к нему лезвие гребня точным, аккуратным выпадом. Меч встретился с шеей, но не обрубил ее. Гибкая «змея» лишь прогнулась, крутанула головой, огибая клинок, и вновь взмыла для удара.