4.
Силдж, Приграничье.
Эта неделя выдалась в городе по-настоящему жуткой: в воздухе витал буквально осязаемый аромат страха, по улицам, казалось, бродили призраки умерших, а стоны раненых были слышны везде, стоит только закрыть глаза и прислушаться к набатом звенящей тишине. Ни разу в жизни еще лорд Эдриан не ощущал себя настолько бесполезным и зависящим от обстоятельств, будто грызун, попавший в заботливо приготовленную рачительной хозяйкой мышеловку. Даже те дни практически бесконечного, наполненного граничащим с безумием отчаяньем забега по Пустоши в поисках Артура, казалось, не били по нервам так, как обороняющийся во время Прорыва город.
Все мирные жители сидели по своим домам, где у каждого в подполе был обустроен схрон с запасом продуктов и воды. Ставни и двери были надежно заперты изнутри на массивные запоры и, для надежности, еще и подперты лавками и сундуками. Из дома никто без особой необходимости не выходил, а если и вынужден был покинуть собственную импровизированную крепость, то только хорошо вооруженным и в группе. По крайней мере, те два раза, что сам лорд-Хранитель покидал «Путеводную звезду», он передвигался по городу исключительно в компании охраны. И то Ларс, можно считать, пошел на уступки – младшего принца он запер на постоялом дворе, аргументируя это необходимостью набраться сил перед предстоящей дальней дорогой и взывая к его совести и монаршему долгу.
Хотя, по правде, сам Артур тоже не особо стремился покидать дарящие мнимую безопасность стены «Путеводной звезды». Единственным местом, куда младший принц приходил все эти дни, был задний двор таверны, где он обустроил себе тренировочную площадку и с каким-то граничащим с самобичеванием усердием бегал, прыгал и отжимался до седьмого пота. После шли упражнения с мечом, а в завершении – тренировочные поединки, компанию в которых, как часто бывало и во дворце, составлял лорд-Хранитель.
А еще он много времени проводил в одиночестве, запершись в своей комнате, и Эдриану оставалось только догадываться, чем именно занят его венценосный друг. Когда в один из первых моментов уединения Арч попросил принести ему пару бутылок вина, Хранитель всерьез испугался, что принц собирается топить свое горе в вине. Или же искать в нем истину, как любят оправдывать свой порок многие любители приложиться к горячительным напиткам. Но, благо, подобного больше не повторялось, и следующей просьбой Артура было снабдить его бумагой и писчими принадлежностями. Если со вторым проблем не возникло, то дефицитную бумагу пришлось заменить пергаментом, но мужчина, казалось, не обратил на это внимания. При этом на ежеутренних собраниях, которые взяли в привычку устраивать столичные аристократы и безопасник, обсуждая те немногие новости, что просачивались в осажденный город и строя многочисленные догадки относительно дальнейшего развития событий, причин и следствий, мотивов и белых пятен, принц был всегда трезвым, предельно вежливым, хоть и немного отстраненным. Эдриан неоднократно пытался разговорить друга, но тот постоянно уходил от обсуждения своего настроения и состояния, пока, наконец, не пришел к Хранителю сам.
- Ненавижу Пустошь и все, что с ней связано, - вместо предисловия начал Арч, как всегда войдя без стука и плюхнувшись в одно из кресел. – Она снится мне каждую ночь. Да еще и эта обстановка в городе… Жду не дождусь, когда смогу вернуться домой.
- Тебе здорово досталось, - осторожно начал лорд-Хранитель. Он не хотел озвучивать банальности вроде «время лечит» и одновременно боялся спугнуть решившегося на откровение друга сложным психоанализом. – После своего первого похода в Пустошь я тоже долгое время возвращал себе душевное равновесие.
- В том-то и дело, что я не хочу возвращать это, как ты выразился, равновесие! – Неожиданно рявкнул принц, ударяя ладонью по подлокотнику. – Я боюсь, что стану прежним: безразличным, заносчивым и самовлюбленным. Я пытаюсь заставить себя помнить о том, что я пережил, и почему. И знаешь что? Я уже не могу воссоздать в памяти и половины лиц тех, кто отдал за меня жизнь. Разве это нормально?
- Нормально пытаться забыть плохое. Рано или поздно память стирает все то, что причинило тебе боль, это естественный процесс.
- Ты же помнишь, что маман в свое время хотела вырастить из меня художника? – внезапно перевел тему Арч, и Эдриан лишь молча кивнул, ожидая продолжения. Действительно, в свое время с младшим принцем несколько лет занимался один из самых популярных художников Срединного королевства, и это было обусловлено, скорее даже не желанием королевы вырастить всесторонне развитого человека, а попыткой короля показать, что если сын не будет достаточно усерден в освоении воинских и государственно значимых дисциплин, его будут обучать скучным девчачьим искусствам. – Так вот, я попытался написать портреты своих спутников. И знаешь что? Двое, только двое из погибших задержались в моей памяти, всех остальных как будто не было.