Имена принц не назвал, но Эдриан готов был поклясться, что это Мартин и Ридерс. Слишком уж сильно Артур переживал именно эти две смерти.
- А это тебе, - прервал размышления друга венценосный художник, протягивая скрученный в трубочку лист пергамента.
Развернув рисунок, лорд Эдриан увидел портрет молодой северянки: большие искрящиеся внутренней силой глаза, аккуратный носик, высокие скулы, пухлые губы. Девушка действительно была красива, или таковой ее считал автор портрета.
- Должен же ты знать, как выглядит та, кого ты назначил единственным ныне живущим магом.
- Это Вендела? – поинтересовался Хранитель, не отрывая глаз от портрета и игнорируя подколку друга.
- Это Венди. Именно эту девушку мы с Никасом встретили в Пустоши. Я ему уже показал портрет, он подтвердил сходство. А вот похожа ли она на Венделу – выясняй сам. А еще лучше – скрути его обратно в трубочку, засунь в самый дальний угол и забудь. Ты же знаешь, что твориться за стенами – выжить в этом аду сейчас, в одиночку, просто нереально.
На этом разговор закончился. Артур опять заперся в своей комнате, разбираясь с творящимся в душе буйством чувств и рефлексируя, а Эдриан получил повод выйти с постоялого двора: нужно же было выяснить, действительно ли Венди и Вендела – одно и то же лицо. А для этого стоит прогуляться в гильдию искателей или к тому же самому Йорану.
Силдж как будто вымер. Ступая по пустым улицам, недружелюбно глядящим на чужака, осмелившегося нарушить безмолвное спокойствие северного города, Эдриан ощущал себя призраком, бродящим по Айсгиру трехсотлетней давности, не меньше. Почему ему на ум пришло сравнение с покинутой столицей бывшего Северного королевства, Хранитель сказать не мог. Но, определенно, в первые годы Войны величественный город выглядел очень похоже: ветер гонял по дорогам сухие осенние листья, небо хмурилось и грозилось пролиться дождем, где-то вдалеке выла собака, чувствуя близость тварей Разлома. Все защитники были на стенах или отдыхали в казармах неподалеку. После нескольких дней боев лазареты уже были полны, хотя северяне к полученным ранам относились с презрением, достойным истинных мужчин, и отлеживаться соглашались лишь те немногие, кто не мог держать оружие или помогать любым иным способом.
Никас, как и хотел, тоже ушел на стену. Естественно, аристократ переживал за своего подчиненного, которого, после всего пережитого, наверное, мог бы назвать другом. В какой-то момент лорд-Хранитель и себя ловил на желании взять меч в руки и лицом к лицу встретить врага, а не отсиживаться в тылу. А косые взгляды северян и их осуждающие шепотки, которые защитники города даже не пытались приглушить, еще больше подливали масла в огонь этого порыва, но, увы… Эдриан понимал, что в данный момент он нужнее королевству в виде мозгового центра, сидящего в безопасности и лишь раздающего указания, весьма бесполезные последнюю неделю. Хотя ему в голову уже закрадывалась малодушная мысль отказаться от должности, снять с себя полномочия Хранителя и посвятить жизнь тому, что ему действительно интересно и близко. Его отец умер, так что некому будет покрываться краской стыда за неосмотрительно принятые решения юного отпрыска, позорящего весь род. Но, если через десять лет, набегавшись и наигравшись, он захочет вернуться в большую политику, возможности будут уже упущены. Так стоит ли оно того?
Чем ближе небольшой отряд, состоящий из самого лорда Эдриана и пятерки навязанной Ларсом охраны, подходил к северной стене, тем люднее становился Силдж. Появлялись спешащие по своим делам воины и снабженцы, доносились дразнящие запахи с полевых кухонь, перебиваемые ароматами лечебных трав и вонью из спешно обновленных сортиров. Сейчас, видимо, в боевых действиях была передышка, и большая часть защитников расположилась на отдых, так что среди толпы, толкотни и суеты найти нужных людей оказалось не так-то просто. Но раскатистый бас Йорана лучше любой путеводной нити вывел Хранителя к обладателю столь громового голоса.