- Ты здорово рисковал, - урвав момент, тихо отчитал брата младший принц.
- Согласись, оно того стоило, - уголками губ улыбнулся король, удивляясь, когда это они с Артуром умудрились поменяться местами. Обычно он втолковывал младшему о недопустимости тех или иных действий. – Плохо лишь то, что самое сложное на сегодня ещё впереди.
Двери главного храма Единого распахнулись, и под рев фанфар королевская семья вышла на улицы столицы.
Впереди предстоял долгий пеший путь до дворца – ещё одна традиция, отказываться от которой Вильям был не намерен. Считалось, что в день коронации во время этого шествия любой желающий мог обратиться к монарху с прошением, и тот будет стараться его удовлетворить. Ведь чем большему количеству людей молодой король поможет, тем дольше и счастливее будет его правление. Правда, и для «коронационных» прошений существовали ограничения – нельзя было желать денег, земель или иных материальных благ. Обычно в этот день люди просили некие услуги или возможности, которые не могли получить по независящим от них причинам – новое здание для лечебницы или разрешение поступить в военную академию человеку низшего сословия. Эти просьбы передавались в записках от тех, кто умел писать или просто выкрикивались из толпы. В свите короля даже присутствовало несколько писарей, которые должны были зафиксировать все озвученные прошения. Но самым шиком среди народа считалось сообщить свою просьбу монарху лично, стоя практически на расстоянии вытянутой руки, и именно этого больше всего опасался Вильям: невозможно определить заранее, кто перед тобой – верноподданный или убийца.
Когда двери главного храма Единого распахнулись, выпуская королевскую семью, морозный день был в самом разгаре. Солнце стояло в зените и слепило глаза, отражаясь от свежевыпавшего снега, заставляя щуриться. Ещё слишком холодное, чтобы греть, но достаточно яркое, чтобы доставить массу неудобств.
Артур повел плечами, поправляя накинутой слугами при выходе из храма теплый плащ, и вышел следом за братом. Семнадцать ступеней вели ко входу в обитель служителей Единого и отделяли венценосную семью от столпившихся у подножия людей. Семнадцать шагов, семнадцать ударов сердца… и с каждым из них младший принц чувствовал, что справляться с эмоциями ему все тяжелее. Он ещё раз взглянул на демонстрировавшего всем своим видом спокойствие брата, в душе завидуя его хладнокровности, и, глубоко вздохнув, нырнул в толпу.
Конечно, толпа – это громко сказано. Охрана обеспечила достаточно широкие проходы, оттеснив людей к стенам домов, чтобы ни новый король, ни его свита не испытывали неудобств, но в тот момент Артур ощущал себя в самом центре людского моря и ничего не мог с собой поделать. Ему казалось, что со всех сторон к нему тянут руки, норовя схватить за одежду, пытаются выкрикнуть прошения прямо в лицо…
- Остановите войну!
- Дайте кров беженцам!
- Да здравствует король Вильям! Славься!
- Почините мост в верховьях Эйда!
- Расскажите, как погиб король Антоний!
Крики слышались со всех сторон, и младший принц даже на долгое мгновенье зажмурился, пытаясь абстрагироваться от происходящего и жалея, что не может зажать уши ладонями. А ведь с этими прошениями предстоит еще масса работы, и большая часть ее ляжет на плечи не короля, а его младшего брата.
Процессия вышла на площадь, первую из трёх, что предстояло преодолеть по пути к дворцу. Здесь король делал первую остановку, и несколько человек могли подойти и поговорить с ним лично. Артур даже боялся предположить, каким образом эти люди избирались, какими правдами или неправдами они уговаривали соседей дать именно им возможность пообщаться с монархом.
Первым вперёд выступил высокий худой мужчина в возрасте с лихо подкрученными темными усиками.
- Долгих лет правления, Ваше высочество! - учтиво поклонился проситель и протянул королю свёрнутый в рулон холст, на что Вильям милостиво махнул рукой, и один из слуг принял подарок. – Меня зовут Ян Фард. Я художник. Прошу дозволения написать портрет Вашей семьи.