Не понравилось это все Бакенщику. Предложил он своему другу вернуться, даже не побоялся слабаком показаться. Но не таков питерец. Настоящий ученый. Потребовал направление, достал компас и попер по азимуту, как трелевочный трактор, почти не сворачивая.
Долго шли. Хоть дорожка и не торная, но пройти должны были много. Дойти должны были точно. И чего уж там – не один раз. Однако не дошли. Зато вышли на ту самую, первую, заросшую полянку.
Голова пошла кругом. Чтобы, идя по азимуту, вернуться на прежнее место, нужно, как древним мореплавателям, обогнуть земной шар. И прошли они, конечно, немало, но явно меньше сорока тысяч километров.
– Пошли обратно, – еще раз предложил Бакенщик. Ему не было страшно, но в капище уже идти не хотелось.
– Ну уж нет! – Валентин скорее был готов помереть, чем отказаться от своих научных планов.
Чтобы с гарантией избежать повторения, решили идти не по компасу, а вдоль светлого чистого ручья, который хоть и петлял, но тек в нужную сторону.
На этот раз дело пошло веселей, на заросшую полянку они снова не попали. Впрочем, и к капищу не попали. Бакенщик готов был поклясться, что направление взято верное, но время шло, а цель не приближалась. Мужики начали уставать, однако теперь и Бакенщика заело. Он решил добраться до цели во что бы то ни стало.
А дорожка, чтоб легкой не казаться, явно пошла вверх. Может, уже их гора началась? На последний рывок сил точно хватит. А если нет – пора готовить ночлег.
И вдруг Бакенщика подкосило.
– Стой, – тихо сказал он.
– Чего ты? – недовольно остановился друг.
– Мы же вверх идем.
– Несомненно, – подтвердил питерец. – И что?
– И ручей – вверх, – устало сказал Бакенщик.
Что-то вроде этого он и ожидал.
Тут ученый-практик оказался на высоте. Он не стал оспаривать очевидное.
– Останавливаемся, – принял решение Валентин.
Быстро сделали шалаш. Натаскали дров. Много дров, много больше, чем должен был съесть ночной костерок. Хотели вскипятить воды для чая, но отказались от этой идеи.
Более того, даже смотреть старались куда угодно, но только не в сторону злополучного ручья. Его еще десять минут назад симпатичное журчание теперь казалось зловещим.
До полуночи просидели в шалаше – точнее, под прикрытием нескольких мощных хвойных лап, открытых лишь в сторону огня. Напряженно следили за минутной стрелкой.
– Полночь прошла – Кощей не явился, – наконец облегченно заметил Валентин.
– Может, у них на час назначено, – Бакенщик не ожидал легких решений.
– Типун тебе на язык! – прокомментировал гипотезу питерец и начал возиться с ружьем.
– Можно подумать, у тебя серебряные пули, – ухмыльнулся Бакенщик. Все же прогулка в капище была не его идеей.
До трех часов ночи было спокойно. Уже даже задремывать начали – до этого спать не хотелось. А потом со стороны ручья послышались странные звуки. Как будто голоса, только слова неразличимы.
– Что это? – пробормотал ученый.
– Выступление твоего рецензента. – Это была больная тема: Валентин Сергеевич вот-вот должен был защищать кандидатскую.
Бакенщику не было страшно. Что сделано, то сделано. Больше, чем заслужили, их не накажут. Вот еще бы понять, сколько заслужили…
Голоса действительно слышались со стороны ручья, только выше по течению. «Тьфу ты», – сморщился Бакенщик. Выше по течению, если бы ручей тек с горы. Как объяснить сложившуюся ситуацию, слов пока не придумали.
– Дети! – вдруг воскликнул Валентин, мгновенно опуская ружье. Конечно, они слышали о большом пионерском турслете. Но, черт возьми, это же на сто пятьдесят километров южнее! И там обустроено все дай боже, даже у них из экспедиции четырех рабочих изъяли – мероприятие, говорят, республиканского масштаба.
– Нет, – тихо сказал Бакенщик. – Не дети.
Голоса точно были высокими, визгливыми даже, но не детскими точно. Скорее они могли принадлежать злобным ссорящимся гномам. Но для этого нужно было предположить, что такие бывают.
– Слов не разобрать, – Валентина потихоньку начала бить дрожь.
– И не старайся.
– Что же делать, спокойный ты наш? – внезапно разозлился питерец.
– Ждать, – философски заметил Бакенщик.
Еще через минуту голоса стали вполне различимыми. Теперь стало предельно ясно, что они не принадлежали ни детям (потому что дети не гуляют ночью по склонам с текущими вверх ручьями), ни взрослым (потому что взрослые не разговаривают как пластинки, если их проигрывать с удвоенной скоростью).