— Что притихли-то? — спросил бандит, остановившись на светофоре.
В ответ ему была тишина. Ручкин обдумывал варианты спасения, а Монахов, казалось, совсем ушёл в себя.
— Эй, историк, — окликнул его Павел, — расскажи какую-нибудь историю.
— Какую? — очнулся вышедший из прострации Геннадий Викторович.
— Да плевать, любую. А то скучно, как на поминках.
— Так я же не писатель, чтобы истории рассказывать, — возмутился Монахов.
— Лучше быть плохим рассказчиком, но живым. Чем гордым историком, но мёртвым. Намёк понял? — спросил бандит, настроение у него было хорошее.
Монахов на мгновенье задумался, а затем начал повествовать. Лицо его при этом оживилось и преобразилось.
— История это случилась во времена царствования Николая I. Служил у него в рижском гарнизоне один офицер по фамилии Засс. Он был немцем. И вот пришло время выдавать свою дочь замуж. А ему очень хотелось, чтобы фамилия его продолжалась в роду, и он настаивал на том, чтобы дочь взяла двойную фамилию, в которой Засс будет стоять на первом месте.
— Так, и что? — заинтересованно спросил Павел.
Машина выехала за пределы города и бодро помчалась по шоссе.
— Дело в том, что офицер был немец и в силу этого плохо знал русский язык. Фамилия жениха была Ранцев. Когда Николай Первый узнал об этом, он решил, что негоже русским офицерам быть объектами насмешек и высочайшим указом велел носить молодожёнам фамилию Ранцев-Засс.
Пётр Алексеевич улыбнулся. А бандит задумался.
— Так Ранцев-Засс, — произнёс Павел, — а если наоборот…
И тут салон автомобиля взорвался громким смехом водителя. Павел громко хохотал и стучал рукой об руль.
— Ну историк, ну молодец. Рассмешил.
Внезапно проехавший мимо встречный автомобиль коротко мигнул дальним светом два раза.
— Это что ещё за фигня? Никак менты стоят.
И вправду, через несколько сотен метров показалась машина экипажа ДПС. Скучавший офицер устало смотрел на проезжающие автомобили, выискивая жертву.
— Так, сидим тихо, — приказал бандит. — Ребята решили немножко подзаработать под Новый год. Едем спокойно, не спеша, ничего не нарушаем. Мы им неинтересны.
«Ага, — подумал про себя Ручкин, — „крузак“ с номером шесть шесть шесть, тонированный в ноль, с московским регионом. Неинтересен, как же».
Словно в подтверждение этих мыслей, инспектор подошёл к краю дороги и поднял жезл.
— Твою мать! — выругался Павел. — Что делать, что делать?
Глаза его забегали, а нога надавила на педаль газа до упора.
— Ничего, оторвемся, — произнёс сам для себя бандит и зло улыбнулся.
Около минуты они ехали в тишине. Погони не наблюдалось. Стрелка спидометра стремительно ползла вправо. Мотор начал натужно рычать. Павел то и дело смотрел в зеркала. Монахов притих, Ручкин сидел и ждал развития событий. Взглянув в очередной раз в зеркало, Павел заметил вдалеке сине-красные огоньки. Ручкин решил пристегнуться и пристегнуть связанного Монахова. Бандит заметил эти движения.
— Не ссыте, оторвёмся.
Стрелка спидометра не спеша ползла всё дальше и дальше. Впереди показался мост. Дорога пошла под уклон. Из-под колёс машины стремительно вылетал снег с песком. Сине-красные огоньки пропали из видимости. Павел, посмотрев в зеркало, улыбнулся и слегка расслабился. Автомобиль, подскочив на небольшой ямке, пошёл в занос. Водитель резко нажал на тормоз и попытался рулём выровнять машину. Послышался звук срабатывающей АБС. Скорость была слишком большой, Ручкин и Монахов увидели, что машина летит в отбойник. Удар. Звук стонущего и меняющего свою форму металла.
Первым делом, открыв глаза, Пётр Алексеевич прислушался к собственным ощущениям. Руки и ноги вроде были целы. Затем посмотрел на Монахова, тот со стоном открыл глаза.
— Цел?
— Цел, — ответил историк.
Ручкин обратил внимание на водителя: он был зажат между сиденьем и сработавшей подушкой безопасности. Куски металла от водительской искореженной двери торчали из левого бока Павла. На коврике натекала лужа крови. Просунув руку между спинками сидений, журналист принялся рукой искать сумку. Сумки не было. Он пролез чуть вперёд и пощупал пульс на шее Павла.
— Как он? — спросил Геннадий.